Андрей Зарин «Подруги»

XI.

Иван Красов вернулся с репетиции, как всегда полупьяный и, увидя с порога комнаты целующихся женщин, воскликнул:

— Лучше меня целуйте, черт дери.

Клара встала ему навстречу и оживленная, с горящими глазами, тотчас посвятила его в свой план.

— И если ты будешь умным и перестанешь пить — окончила она; — ты всегда в одном месте с нами работать будешь, и мы большие деньги заработаем.

Иван Красов сел в кресло, вытянул ноги и с хохотом сказал:

— На манер петуха буду. Идет.

— Не говори глупостей, — крикнула, сверкнув глазами Клара. — Я с тобой серьезно.

— А мне-то что? — ответил Красов. Я — с большим удовольствием.

Он встал, шаркнул и, протянув руку Стефании, сказал с шутовским вывертом:

— Очаровательной компаньонке. Наше вам с кисточкой.

Стефания подала ему руку.

— Дурак, — сказала презрительно Клара; потом она обернулась к Стефании и сказала ей тоном приказания.

— Сегодня ты в последний раз у Свистунова. Завтра начну тебя учить, а там Иван кончит и поедем.

Стефания покорно кивнула головою.

— Милушка вы моя, — с испугом сказал Кларе Свистунов, когда узнал об ее решении: — что же это вы со мной-то делаете? Зачем артистки лишаете?

— А вам не стыдно ей такие деньги платить?

Свистунов смутился.

— Да ведь как же она и работает. Разве это работа. Ну, да уж ради вас я ей жалованье положу. Пусть! — и Свистунов с видом решимости махнул рукою.

— Нет, — ответила Клара: — это время она учиться будет. Так Стефания?

Стоявшая подле Стефания послушно кивнула.

— Это не по-товарищески, — воскликнул Свистунов.

— Хорошо — сказала весело Клара: — чтобы вас не обидеть, я у вас ходить буду.

— Милушка, Кларочка, вот удружили, вот спасибо. — Свистунов даже запрыгал от радости и свобода Стефании была обеспечена.

Клара горячо принялась за ее обучение. Днем, в саду, когда никого из публики не было в нем, она заставляла ее ходить по земле и учиться держать баланс.

Потом у себя в номере она установила доску и продолжала учить Стефанию.

— Не поднимай ноги, — говорила она: — Скользи. Да не бойся. Гляди перед собою. Так. Не держи ногу прямо, согни ее в колене, наклонись сама. Да немного, слегка.

Стефания слушалась ее охотно, не боясь внезапного удара камышом, и с каждым днем поступь ее делалась свободнее и тверже.

— Да ты храбрец, — в восторге говорила Клара. — А я то думала, что ты трусиха.

Однажды вечером она сказала ей:

— Завтра мы сделаем первую пробу.

— Какую?

— Я пронесу тебя на плечах. Это легко. Утром сделаем одну репетицию и все.

Стефания побледнела, но покорно согласилась.

На другой день этот номер в саду Свистунова произвел фурор. Женщины махали платками, мужчины кричали и хлопали, дети визжали от восторга.

На восемь сажень от земли, по канату быстро двигалась Клара, а у нее на плечах, скрестив на груди руки, недвижно, как изваяние, сидела Стефания. Они обе были прекрасны. Клара в черном трико, черном бархатном корсаже, с черными распущенными волосами. Стефания в ярко желтом корсаже, с своими рыжими волнистыми волосами; двигались словно по воздуху, освещенные красноватым отблеском заката, и очарованному воображению казалось, что это движутся темная ночь, со своею блестящею звездою.

— Ты можешь все делать, — придя домой сказала Клара Стефании. Стефания радостно улыбнулась. Там, на канате, сидя у Клары на плечах, она думала, что поседеет от страха; теперь она уверовала в Клару и по ее слову пошла бы в огонь.

XII.

Иван Красов распустился совершенно. Его энергии хватило, действительно всего на две недели, Клара, увлеченная Стефанией, почти не замечала его, и он уходил с утра как бы на репетицию и возвращался к обеду уже пьяным. В пьяном виде он становился все наглее и наглее и теперь ко всему вдруг увлекся робкой Стефанией и стал приставать к ней, ругая Клару.

— Ведьма старая — говорил он: — она жизнь мою заела. Словно полиция при мне, а я что? Я свои деньги имею. Не хуже ее дело знаю.

— Знаешь, что я скажу тебе, — говорил он в другой раз, смотря на Стефанию горящими глазами: — бросим ее и уедем. Черт с нею. Мы с тобой так работать станем, на диво.

Стефания бледнела и испуганно отходила от Красова, а тот делался все назойливее,

Все свободное время он употреблял на преследование ее и, разжигаемый водкой и страстью, оставил работу. Клара ходила теперь по канату через день.

Однажды Клара вернулась усталая с вечерней работы. Красов уже лежал в постели. Она подошла к нему и грубым толчком разбудила его. Глаза ее сверкали.

— Слушай, — сказала она. — Свистунов дал мне всего 50 руб. Он говорит, что остальное ты пропил. Правда?

— А если и правда? — нагло ответил Красов.

— Тогда пошел вон, — вне себя закричала Клара. — Завтра же пошел вон, мне не надо тебя. Негодяй.

— И уйду, и не ори, пожалуйста, — отвечал Красов и, повертываясь на другой бок, подумал: «врешь, сама за мной побежишь».

Клара легла на диван и всю ночь провела без сна.

Господи, она ли его не любила, и за что все это? Горькие слезы жгли лицо ее и щеки.

На другой день она ласково обняла Красова и умоляющим голосом сказала:

— Когда ты исправишься?

— Никогда, верно, — грубо ответил Иван.

Понятно они не разъехались. Для Ивана это было слишком невыгодно, для Клары слишком тяжело; — но с этого дня Иван понял свою неотразимую силу и уже перестал сдерживаться.

— Ежели я ее брошу да уйду, — говорил он своим приятелям, сидя в буфете: — так она за мною сто верст проползет. Вот что, милые, потому что она как кошка в меня влюбилась.

— Ведьма старая, — хохотали кругом приятели.

— Истинная ведьма, — подхватывал Красов и, возвращаясь домой, начинал глумиться над Кларою.

— Ну, вот и опять пьян, — говорит он вызывающе. — Чего глазища выпучила. Думаешь испугался? Как же, жидовка старая. Вот подожди, сыщу молодую, только меня и видела.

— Негодяй, — тихо сквозь зубы говорила Клара, а потом бессонною ночью опять боролась и мучилась, желая уйти от Ивана и не имея на то воли.

— Оставь его, уйди, — просила Стефания. — Тебя полюбит хороший человек. Свет велик.

— Ах, меня любили хорошие люди, — с мрачной усмешкой отвечала Клара и потом прибавляла: — может за них я и несу эту муку.

— Совсем негодяй ты, — говорил Ивану Свистунов, — выгонит тебя Клара и сдохнешь под забором, пьяница омерзительная.

Иван нагло усмехался и отвечал подмигивая:

— Это меня-то выгонит? Ну, это оставь, друг.

Тем не менее к концу сезона он смирился. Однажды, проснувшись, он сознал всю невыгоду своего положения и, подойдя к Кларе, сказал:

— Прости меня. Не я буяню, а вино во мне. Я люблю тебя, Клара.

И довольно было этих слов, чтобы лицо Клары вдруг просветлело, и она с рыданием кинулась ему на шею.

— Чего ты, чего? Я ведь вправду, — бормотал смущенный Иван.

— Измучил меня ты, — сквозь слезы прошептала Клара…

— Теперь все по-новому, — радостно сказала Клара Стефании, когда они свиделись.

— Дай Бог, — ответила Стефания.

А в тот же вечер Иван, застав ее одну в коридоре гостиницы, обнял и поцеловал.

— Я тебя люблю, а не ту ведьму, — сказал он. Стефания гневно вырвалась от него и ответила:

— Я скажу ей, если еще раз посмеешь.

— Так она и поверит — засмеялся Иван.

XIII.

— Ну, вот, Стефания наш сезон и начался, — сказала весело Клара. Завтра Едем. Смотри. — И она показала огромную афишу одного богатого цирка, где Клара и Эльза Броун были изображены ходящими по канату.

— И нашего красавца устроили, — добавила Клара.

Иван радостно поцеловал ее и сказал:

— Золото ты у меня, Клара, — после чего стал энергично помогать укладывать вещи и костюмы.

Сестры Броун появились на сцене и имели несомненный успех. Содержатели цирков наперерыв делали им предложения, и они весело переезжали из города в город, сопровождаемые беспутным Красовым.

Противоположности сходятся, и Стефания с Кларою искренно полюбили друг друга. Никогда между ними не возникало недоразумений, потому что Стефания стремилась устранить от Клары всякую мелкую работу и окружить ее всяким удобством, Клара же с своей стороны опекала Стефанию, как старшая сестра.

Единственным облаком на их горизонте являлся все тот же Иван Красов. Сытый, самодовольный, он, раздраженный сопротивлением, загорелся страстью к Стефании и преследовал ее все настойчивее и упорней.

Она трепетала в ужасе, что Клара заметит ее поведение, и весь гнев ее обрушится тогда на нее, а в то же время она не решалась открыться Кларе.

— Будешь моею, — шептал Иван с пылающим страстью лицом. — Не уйдешь.

И раздраженный неудачею грубо отгонял Клару.

Клара отстранялась от него с побледневшим лицом и не говорила после этого с ним по неделям и более. Но он и не замечал ее гнева.

Иногда при Кларе Стефании становилось жутко, когда, она вдруг подмечала на себе горящий взор Красова. Ей казалось, что даже перенося этот взор она делает преступление против Клары…

Они переехали в Москву.

Красов запил и бродил из трактира в трактир, не показываясь дома целых три дня. Клара была как безумная, думая что потеряла навсегда его. Но через три дня он объявился. Лицо его было мрачно и хмуро. Глаза горели какою-то решимостью.

— Ваня? Где ты скрывался? — воскликнула Клара, бросаясь ему навстречу.

— Где был, там теперь нет, — ответил Красов и прошел прямо к постели. Клара робко села подле него.

— Если бы знал как я мучилась. Я не спала ночей. У меня ослабли ноги и я теперь бросила носить на плечах Стефанию. Боялась!

— Она боялась?

— Я! Она мне верит… а тебя все не было. Теперь пришел и хотя бы поцеловал меня.

Клара заплакала.

— Глупости! — сказал Иван, — вернешься из цирка — поцелую.

Лицо Клары просветлело.

— Милый мой, люблю я тебя! — сказала она кротко и потом прибавила. — Не пошла бы и в цирк, если бы не Стефания.

Иван насторожился.

— А что она?

— Захворала. Лежит. А то бы она за меня сходила.

— А теперь ты. Один черт!.. Ну, я сплю, — он повернулся к стене и поправил подушку. Часы пробили 6. Клара встала и начала собираться.

Иван лежал и, замирая от волнения, ждал минуты, когда уйдет Клара.

Наконец, она собралась, тихо поцеловала Ивана и вышла. В ту же минуту он уже сидел на постели.

Подлая мысль гвоздем засела в его голове и не давала ему покоя.

Он просидел минут десять; потом тихо встал и вышел в коридор гостиницы.

Стефания дремала, лежа на диване, когда вдруг перед нею очутился Иван Красов. Она слабо вскрикнула и хотела подняться, но он обнял ее и прижал к ее лицу свои пылающие губы. Она пробовала защищаться, но обезумевший Красов был неизмеримо сильнее ее.

Когда Клара вернулась, Иван встретил ее приветливо, ласково, и так горячо поцеловал ее, что у нее закружилась голова.

XIV.

Разве могла робкая Стефания рассказать Кларе о том, что с нею случилось?..

Клара в испуге хотела послать за доктором, когда увидела бледное, осунувшееся лицо своей подруги, но та через силу улыбнулась и тихо ответила ей.

— Ничего! Я не спала всю ночь. У меня головная боль! — и поспешила уткнуть свое лицо в подушку.

С этого дня для нее началась невероятная жизнь, полная муки и унижения.

Робкую, обессиленную, Иван пугал ее Кларою и продолжал насильно требовать от нее ласки. В то же время он сделался снисходительнее к Кларе, и та расцветала от его поцелуев.

В своем счастье она только иногда замечала поразительную бледность Стефании и тогда говорила ей:

— Ты больна, Стефа, тебе надо лечиться.

— О, нет! Я хочу быть подле тебя, всегда с тобою, — отвечала Стефания и с мольбою глядела на Клару.

— Да разве я гоню тебя, глупая?

И Клара опять забывала о Стефании.

А Иван с наглым цинизмом смеялся над обеими женщинами и, пьяный, обеспеченный, всегда довольный, командовал ими обеими.

Он уже вовсе бросил работать и играл теперь роль их секретаря, ничего не делая и распоряжаясь всем за них.

С начала лета, он без их ведома заключил условие с антрепренером одного петербургского загородного сада на весь летний сезон и только тогда, когда нужно было подписывать контракт, сказал им об этом.

— Но я хотела ехать в Лондон! — сказала Клара.

— Лапушка ты моя! Что Лондон? Лондон далеко, — ответил, целуя ее, Красов, и она с улыбкой подписала контракт.

Петербургская публика давно не видала таких артистов, и управляющий садом радостно потирал руки и поил Красова, смотря на сестер Броун.

Они по праву приобрели себе название неустрашимых.

В двенадцати саженях над землею они также свободно ходили по канату, как по земле. Стефания, под руководством Клары, давно уже приобрела свободу движений, и они носили друг друга на плечах, сходились на середине каната и менялись местами, переступали одна через другую и, казалось, хождение их с балансом или без него не составляло для них никакой разницы.

Но что еще более подкупало садовую публику в их пользу — это их красота в ярком блеске взаимного контраста.

Смуглая, плотная, с ярко горящими глазами и пунцовыми губами, Клара, становилась еще эффектнее рядом с нежной, стройной Стефанией, на бледном лице которой чуть мерцали большие, серые глаза. Ко всему Клара нарочно выбирала соответствующие костюмы. То она являлась в ярко-красном трико, одевая Стефанию в бледно-розовое, то надевала на себя все черное, тогда как Стефания была в золотистом шелке — и их костюмы еще более оттеняли их эффектную красоту.

Иван Красов самодовольно смеялся, глядя на них, и с чувством достоинства гулял по саду, к вечеру непременно напиваясь пьян.

Он совершенно поработил их обеих, и в то время, как Стефания, из чувства страха, отдавалась ему с гадливой брезгливостью, Клара порывисто страстно принимала его ласки.

Теперь Клара была весела и счастлива, а Стефания все ниже и ниже опускала свою голову, сознавая всю глубину своего падения.

Клара чувствовала в себе необычайный прилив сил, а Стефания худела и бледнела, сгорая стыдом и тоскою.

Особенно тяжело ей было оставаться в комнате втроем.

Клара весело болтала и смеялась. Иван давно усвоил себе привычку небрежно слушать ее болтовню, а Стефания сидела молча, изредка вздрагивая и бледнея или же почти лишаясь сознания, когда Иван вдруг в своем наглом цинизме наступал ногою на ее ногу и украдкой следил за ее волнением. В эти минуты страсть его распалялась, и глаза вспыхивали желанием; Клара, встречаясь с его глазами улыбалась еще счастливее, а Стефания, не выдержав, вдруг вскакивала и убегала к себе, где, уткнувшись лицом в подушку, глухо рыдала.

— Я не понимаю тебя. Ты верно больна или что-нибудь от меня скрываешь? — сказала однажды Клара, пораженная поведением своей подруги. Стефания сделала попытку улыбнуться и сказала:

— Нет, тебе только кажется. Я здорова и мне нечего скрывать от тебя.

— И отлично! — ответила Клара: — нам везет с тобою и было бы глупо ссориться. Знаешь, дирекция предложила нам бенефис.

Стефания кивнула головой.

— И я, — оживляясь продолжала Клара, — придумала такой номер, такой номер! — Все изумятся. Мы с тобой завтра начнем его готовить,

Стефания опять кивнула головою. Чем труднее тем лучше. Упасть и убиться..

XV.

Клара выпросила у администрации пустой сарай и они начали готовиться к бенефису. Они приходили часов в десять утра и работали в сарае до двенадцати.

— И чем вы нас удивить хотите? — спрашивал их с льстивой улыбкой управляющий садом.

— Подождите! Увидите, — весело отвечала Клара и хранила секрет даже от Ивана.

— Действительно, становится занимательно! — беседовал управляющий с директором.

— Да, почтенный, золото приобрели, а кто? Все я! — отвечал директор, толстый, пузатый господин с красным лицом и вытаращенными глазами.

Завтра бенефис, Стефа, — сказала Клара, собираясь идти в сад. Вернемся домой раньше.

Стефания оделась и ждала ее.

— Ты не боишься? — спросила ее Клара по дороге.

— Ах, мне все равно! — вырвалось невольно у Стефании.

Клара удивленно посмотрела на нее и вдруг рассмеялась.

— Знаешь, что, Стефа? Тебе полюбить кого-нибудь надо! Вот что! — сказала она с торжеством.

Стефания вздрогнула и еще ниже опустила голову.

Когда они окончили свой выход и уже собирались уходить, управляющий задержал Клару. Стефания вышла вперед.

Клара кончила объяснения с управляющим и пошла искать Стефанию. Праздная толпа гуляющих толкалась по аллеям в ожидании зрелища. Клара быстро двигалась, ища глазами подругу и не видя ее нигде. Она обошла весь сад и вернулась в театр.

Вдруг, проходя по коридору мимо одной уборной, Клара услышала звуки знакомых голосов. Она остановилась у дощатой двери уборной и замерла в ужасе.

Говорили Иван Красов и Стефания.

— Ах, нет, нет! — воскликнула она.

— Верно! — подтвердил он. — Ну, ее к черту, старую ведьму. Деньги за бенефис получу и я прямо на поезд. Ты будешь уже там. Через 3 дня мы будем, у чертей с квасом, а ее оставят отрабатывать контракт. Так-то!

В ответ на это раздался не то стон, не то плач.

— Надоело мне все это! — заявил он снова.

— Клара, шатаясь, отошла от двери и опрометью бросилась домой. Она не помнила, как она очутилась одна в своем номере. Она взглянула на себя в зеркало, и сама испугалась своего лица. Смертельная боль пронзила ей сердце, смертельная ненависть давила ее.

Она едва успела войти к себе и вдруг остановилась, как вкопанная. По коридору послышались легкие шаги Стефании. Клара метнулась к двери и ее первое желание было войти к ней и задушить ее своими руками, но она остановила эту мысль.

Другая, более ужасная мысль мелькнула в ее голове, и она отошла от двери.

XVI.

Это была ужасная ночь… в комнатах стоял бледный полусвет, в открытое окно вливался душный раскаленный воздух, и Клара металась по комнате, не находя себе места. Иногда она ложилась и словно дремала, но тотчас вскакивала и снова начинала метаться. Мысли вихрем кружились в ее голове. Оскорблены и любовь, и дружба! И кем? Пьяным негодяем и подлой девчонкой, которую она взяла чуть не с улицы и которую полюбила, как сестру… Жажда мести жгла ее грудь, и в то же время мысли беспорядочно проносились в ее голове…

Вот Иван Красов с наглой улыбкой, с подлыми ласками. Чего она не перенесла от него?!.

Она подняла его полуголодного. Он бросил всякую работу и только пил на ее деньги. Она не требовала ничего кроме любви, а он смеялся над нею за ее спиною и целовал теми же губами другую…

«Старая ведьма», «жидовка»! О, подлые люди!.. И с кем?.. И она то притворялась кроткою овцою, она то бледнела, дрожала и скромно склоняла свою голову… Негодница, дрянь, обязанная ей всем, всем!..

То-то она и уговаривала бросить Ивана… теперь все ясно… а она дура, перед ней плакала, изливая всю боль измученного сердца… О, подлость!.. Но они поплатятся. Сердца всех содрогнутся от ее мести!..

Она металась в дикой злобе по комнате, пока солнце не озарило землю, и по коридору не раздались шаги прислуги.

Тогда, изнеможенная, она упала на диван, но голова ее продолжала работать над планом мести.

Первая жертва она, разлучница, а там — что будет! Этот гад все равно издохнет без нее где-нибудь под забором…

А ее — вон! Вон: и себя!..

Она очнулась от стука в дверь.

— Кто там? — спросила она через силу.

— Отвори. Это я. — Она узнала голос Ивана.

— Я лежу и не хочу встать. Что надо?

— Иду смотреть за работой. Канат спустить?

— Нет! — быстро и резко ответила она. — Оставить как было, на двенадцати, а сетку ниже, — прибавила она и снова опустилась на диван. Иван ушел, но почти тотчас послышался другой стук и голос Стефании.

Клара со стоном заломила руки. Неимоверных усилий стоило ей сдержать свой гневный порыв.

— Клара, иди пить чай и пойдем на репетицию.

— Я чаю пить не буду и на репетицию не пойду. Иди одна.

— Но как же?..

— Оставь меня! Я не здорова. Я выйду только в сад.

— Клара, впусти меня! Может, я помогу тебе, — в голосе Стефания послышалась тревога. «Испугалась», с усмешкой подумала Клара и, делая голос ласковым, сказала:

— Не бойся, милая. Я просто не выспалась и хочу спать. Иди.

Стефания отошла от двери. Клара опять впала в забытье.

План мести созрел в ее голове и она словно успокоилась.

Наступил вечер. Тихие сумерки опустились на землю.

— Клара! — снова постучалась в дверь Стефания. — Пора идти!

Клара быстро вскочила на ноги и открыла дверь.

— Я в минуту.

Стефания вошла в комнату.

Она не могла в полусвете различить выражения лица Клары и простодушно говорила:

— Ты не выходила? Я не хотела тебя будить и взяла костюмы без примерки. Они очень эффектны.

— Мы наденем обе все черное! — сказала отрывисто Клара и прибавила: — Ну, я готова,

— Черное? — с недоумением повторила Стефания, — Словно траур.

Клара быстро вышла из дверей.

— Иди, что ли! — вскрикнула она.

Стефания торопливо вышла из комнаты.

Они молча пошли по улице.

Клара закутала лицо в платок и, мучая себя, думала: «словно траур! А ты бы, милая, хотела вся в золоте со своим любовником укатить. Укатишь, не хлопочи!» и она вслух рассмеялась…

XVII.

Вход в сад был весь иллюминован разноцветными электрическими лампочками и флагами. Экипажи то и дело подъезжали к нему с обеих сторон. У кассы толпился народ и берущие билеты с озабоченным видом спрашивали у швейцара,

— Броун еще не ходили?

— Никак нет-с. Они в последнем отделении.

— Говорят, будет что-то невероятное, — передавал один офицер другому: — управляющий рассказывал.

«Увидите»! — с злой усмешкой подумала Клара, пробираясь к уборной. Сад был полон, и все были в ожидании выхода Броун. Весть о невероятном номере облетела всех.

Клара вошла в уборную и повернула контактор. Уборная осветилась электрическим светом. Стефания вошла следом за нею.

Они заперли двери и стали одеваться,

— Так черное? — спросила Стефания.

— Черное, все черное! — резко ответила Клара и замолчала.

Стефания стала распускать и расчесывать свои волосы.

— Я с тобою ничего не боюсь, — сказала она. — Но сегодня мне что то страшно. Словно над нами беда.

— Глупости! — обрезала ее Клара.

— Я знаю… Я не верю этому, но боюсь. Словно за моею спиною стоит этот Лидов… и еще сумасшедший… Он меня в припадке зарезать хотел! — прибавила Стефания.

Клара уже оделась и накинула на себя тальму, спрятав под нею складной нож.

— Ну, торопись. Я пойду посмотрю, все ли в порядке, — она вышла из уборной. Осторожно, как вор, она пробралась по темным аллеям на площадку, над которой были протянуты канат и сетка.

Регуляторы еще не светились, а кругом было темно. Она медленно обошла сетку и надрезала ножом все веревки, натягивающие ее. Одна веревка лопнула и со свистом взметнулась по воздуху. Сетка сразу осела. Легкий удар в середину, и она оборвется на всех скрепах.

Клара бросила нож в кусты и вышла на аллею.

— А, именинница! — радостно подскочил к ней управляющий. — Ручку вашу! — он поцеловал ее руку и заговорил.

— Народу-то, народу! Вот это праздник! Рубликов 600 чистоганом в карман положите.

— Я хотела сказать вам. Завтра деньги отдайте мне на руки, слышите?

— Ха, ха, ха, целей будут.

— То-то целей! — угрюмо сказала Клара и прибавила: — а ему ни в каком случае.

— Отменно хорошо, — сказал управляющий. — Иван Федорович, положим, у меня уже четвертную вытянул, ну да и все.

К ним подошел директор.

— Ручку, именинница! — сказал и он. — Ну, чем же вы удивите нас?

— Упадем обе, — ответила Клара.

— Ха, ха, ха! — расхохотался директор — Это было бы удивительно. Какие же вы тогда артистки.

Клара закусила губу. В это время на аллее показалась Стефания.

— Ждут нашего номера, — сказала Клара. — Засветите фонари и звоните. Музыки не надо, только туш. Идем, Эльза.

По саду задребезжал призывный звонок. Толпа хлынула к площадке, которая вдруг осветилась светом огромных регуляторов. По перекладинам столба к канату быстро поднимались две сестры, одетые в черные трико. Они поднялись на площадку, музыка грянула туш, и тысячная толпа, подняв головы кверху, так закричала и захлопала, что заглушила на время оркестр. Сестры раскланялись.

— Что за странная идея нарядиться в свой бенефис во все черное! — заметила дама своему кавалеру.

— Красивые формы, — тоном знатока объяснил он.

Этот траурный костюм обратил внимание всех, Директор припомнил слова Клары и нахмурился, сообщив свои мысли управляющему. Тот нашел у буфета Ивана и повел его к директору.

— А я почем знаю? Блажит! — ответил Иван. — Для шику, верно. Когда я работал на проволоке…

Директор повернулся к нему спиною и отошел.

А тем временем сестры медленно отвязывали балансы и натирали ноги.

Музыка смолкла, и они пошли друг за другом.

Они проделали все свои номера и каждый раз, когда они возвращались на площадку, музыка играла туш, а восторженные зрители заглушали его своими криками.

Когда последние крики смолкли, Клара взяла свой баланс и быстро перебежала на другой конец каната.

Там на балкончике она начала отвязывать какие-то предметы. Эльза с другой стороны хлопотала тоже.

— Скажите, пожалуйста, она берет с собою стул, — воскликнула дама.

— И бутылку, — засмеялся ее кавалер.

— Сядет и пить будет, Очинно просто, — заметил равнодушно купец.

— Да-с, это можно сказать не то, что в ресторане, — вставил другой.

Гвардейский полковник объяснял своей даме, смотря в бинокль.

— Старшая берет стол и стул, а у младшей стул, бутылка и стакан. Вероятно, правда, пить будут! Удивительная смелость!

— Тсс! — раздалось в толпе и наступило гробовое молчание.

Сестры взяли балансы и пошли на встречу друг другу. У Эльзы за спиною болтался стул и хлопал ее по ногам, у Клары также сзади висел стул, а спереди — небольшой белый стол.

Они сошлись на середине каната и, действительно, Клара поставила стол и села на стул, положив на колени баланс. Стефания сделала то же, потом она вынула бутылку, стакан и налила в них вино.

Белый стол и стулья и их черные силуэты ярко вырисовывались на бледном фоне вечернего неба.

— Браво! — гулким стоном раздалось снизу, но сестры продолжали сидеть недвижно.

Стефания уже наверху почувствовала возбужденное состояние Клары и теперь, взглянув на ее лицо, содрогнулась.

Глаза Клары горели безумным огнем; лицо исказили судороги, и она хрипло сказала:

— Стефа, я решила опрокинуться вниз вместе со стульями и с тобою!.. Канат вздрогнул. Стефания посмотрела и расширенными от ужаса глазами смотрела на Клару.

— Ты — подлая тварь! — глухо сказала Клара. — Вы вдвоем обманывали меня и смеялись. Смейся теперь!.. Я хотела тебя опрокинуть просто, но потом решилась сказать. Готовься!..

Она подняла баланс, чтобы его бросить.

Дар слова вернулся Стефании.

— Я не боюсь, — прошептала она. — Но я не одна теперь…

Клара опустила баланс. Лицо ее побледнело.

— Давно?

— Три месяца.

— И ты ходила?..

— Как же я могла бросить — едва слышно отвечала Стефания. — Потом, после, я хотела умереть.

— О, будьте вы прокляты! — воскликнула Клара и порывисто встала. Измученная толпа уже кричала снизу: «довольно» и неистово хлопала. Вдруг раздался крик ужаса. От резкого движения Клары стол откинулся от ее шеи и упал вниз вместе со стулом. В тот же миг с громким треском оборвалась сетка и упала на землю.

Стефания и Клара уж входили каждая на свою площадку.

Взойдя на площадку, Стефания упала на стул, как подкошенная.

Клара стояла на другой стороне и, скрестив руки, думала мучительную думу.

Да она не могла так предательски убить Стефанию, да еще с ребенком. Что же делать теперь? Безумная мысль осветила ее усталую голову. «Пойду без баланса с закрытыми глазами. Если дойду — прощу, не дойду — смерть». Она надеялась на смерть и, скрестив на груди руки, быстро стала на канат.

Новый крик ужаса вырвался снизу и снова наступила мертвая тишина. Вверху, скрестив на груди руки, скользила Клара по канату. Нога становилась по привычке твердо и прямо, стан изгибался по привычке, и она остановилась подле Стефании. Та в истерических слезах упала ей в ноги.

— Домой, домой! Дома, — говорила Клара и стала быстро спускаться вниз. Восторженные крики не смолкали, нервные женщины плакали.

— Ну уж и напугали вы нас! — с ласковым укором сказал директор.

— Уж так, уж так, — лепетал управляющий. Столпившаяся группа наперерыв жала руки сестрам.

Вдруг сквозь толпу протискался пьяный Красов и сказал:

— Ты что это вздумала, а?

Клара вспыхнула и размахнулась.

— Подлец! — сказала она, и сильная пощечина качнула Красова в сторону.

— Стефания домой! — крикнула она и, не заходя в уборную, пошла из сада. Стефания шла сзади, словно приговоренная на смерть.

XVIII.

Они пришли домой и пришли каждая в свою комнату.

Клара сбросила тальму и осталась в костюме.

Что же делать? Сердце ее жаждало отмщения, правды.

Она вдруг выбежала из дверей.

Стефания, обессиленная, лежала в кресле. Клара подошла к ней и, грубо дернув ее за руку сказала:

— Говори все, как было.

Стефания поднялась с кресла и упала ей в ноги,

— О, прости! Не я, я не хотела, я молила.

— Все, все! — повторяла исступленно Клара, и Стефания заговорила торопливо и сбивчиво.

Ах, она знает всю глубину своей подлости, но что она могла сделать…

Она рассказала первое посещение Ивана, его угрозы, свои мучения и стыд. Все, день за днем, прерывающимся, дрожащим голосом…

Она знает, что недостойна быть подле Клары, подле милой сестры; она соберет в узел свои вещи и уйдет. Куда? Все равно.

— Ты любишь его? — сурово спросила Клара.

— Что? — воскликнула Стефания, и в ее крике было столько неподдельного отвращения и ужаса, что Клара вздрогнула.

— Негодяй! — прошептала она и вышла из комнаты.

Она вбежала к себе и заметалась снова. Виноват он, он один!..

Она упала в постель и застонала. Пережитые волнения ослабили ее силы.

Она осталась лежать.

И вдруг в тишине летней ночи ей припомнился фургон, в котором она провела свое детство с Тиль.

Просторное поле, звездное небо, догорающий костер… старик сидит и говорит ей о святости призвания, ради которого надо отдать жизнь, душу… И она отдала их.

Она вспомнила двух братьев, как они любили ее и с одним из них она была бы счастлива… а она отреклась от них и бежала. Ради кого, чего? Ради этого подлого человека и этих мук?.. Усталое сердце ее просило отдыха и участия. Ей хотелось плакать.

Она собралась с силами и снова прошла в комнату Стефании.

Стефания не ложилась. Она стояла на коленях и с судорожными рыданиями молилась, обратив лицо на восток.

— Стефа, — тихо окликнула ее Клара.

Стефания обернулась и, не в силах встать, села на пол.

— Стефа, — сказала снова Клара, неровным шагом подходя к ней, опускаясь подле нее на колени. — Забудем ссору. Будем опять, как сестры. Я… мы… одни. Никого нет. Так вот… Родится он, и мы будем ему две матери!..

Подымающееся солнце, словно заревом пожара, золотило полнеба; нежные розовые лучи загоревшейся зари брызнули на землю, ударили в окно гостиницы и осветили своим сиянием двух обнявшихся и рыдающих женщин, одинаково сиротливых, горьких и обездоленных с любовью и лаской.

 

Андрей Ефимович Зарин.
«Пробуждение» 1909 г.
Emilio Grau Sala — At The Circus.