|
I
Сходит ночь в безмолвные долины.
Тени сна склонились над цветами.
Дремлет сад. Деревья исполины
В вышине сплетаются ветвями.
А внизу, под этой сеткой тесной,
Дышит все истомою и ленью…
И апостол Истины небесной
Платит дань земному утомленью;
Тьмы и сна невольно ищут очи,
Ищет грудь живительной прохлады…
Над землей витает ангел ночи,
Зажигая звездные лампады.
II
Тишина ласкает сон глубокий,
Дышит грудь и глубже и сильней,
Он один. Повсюду одинокий,
Он один, как Бог среди людей.
Кормчий — Бог, ведущий среди ночи
Старый мир к последним чудесам,
Он не спит. Заплаканные очи
Поднял вверх к далеким небесам.
Он вверху, над миром и вещами,
Весь — В огне божественной тоски…
А внизу, закрытые плащами,
Крепко спят Его ученики.
III
В Гефсиманском саду полумрак, тишина.
Сон сковал все движенья и звуки.
Перед Ним Его чаша… с краями полна
Человеческой скорби и муки,
Так должно!.. Так сама неземная любовь
Этот путь начертала от века.
Искупительной жертвы последняя кровь
Упадет за грехи человека.
Мир омоет все зло в неповинной крови,
И сольется земля с небесами…
Озаренный лучами небесной любви
И омытый святыми слезами, —
Скорбный лик освещает ночная луна,
Освещает простертые руки…
Агнец — Бог!.. Его чаша с краями полна
Человеческой скорби и муки.
IV
Все сбылося… Иуды лобзанье,
Крестный путь и терновый венец.
Смех и злоба толпы, бичеванье,
И последнее в жизни страданье
И земному страданью — конец.
V
Бога — Агнца завет всепрощенья
Полный светлой, бессмертной любовью!
Это он, это он — в темном мире
Озаряет печальные души.
Опускается в смрадные тюрьмы
И врагам открывает объятья.
Это он перевязывал раны,
Отдавая голодным именья,
И, сражаясь в крестовых походах,
Напоил землю братскою кровью.
Это он, на песке Колизея
Был забавой безумца Нерона
И горел на кострах Тарквемады.
VI
Пусть давно, до дна испита чаша,
И века прошли уже с тех пор,
Мнится мне: с небес на землю нашу
Устремлен все тот же скорбный взор.
Полон он такими же слезами
Неземной божественной тоски,
А внизу, с закрытыми сердцами,
Спят, все — спят Христа ученики.
|