Изабелла Гриневская «Али-мудрец»
|
I Жил в древности один мудрец. Ему внимая, и глупец Умом навеки запасался. «Али-мудрец» он назывался. О том, что думал он в тиши, Вещал он громко всем, гроши… Лишь медные гроши сбирая, Как редкие дары из рая За золото своих речей. Он беден был, но из очей Его вражда и желчь потоком Не брызгали и ненароком Не обливали никого Отравой злой. Не знал того Никто, что голодал порою Мудрец, что часто лишь сырою Питался жалкой пищей он И что под небом мирный сон В пустыне он ловил напрасно. Али-мудрец на рок ужасный С обидой горькой не роптал. Себя он выше не считал Своей судьбы, не как иные Разумники, кому земные Все радости малы всегда; Иной не стоит иногда Гроша, себя ж в рубли он ценит И мысли дерзкой не изменит, Что так нужны ему: дворец, И полный золота ларец, Обед роскошный, вкусный ужин, Красавиц всяких с десять дюжин… Мудрец наш лишь свободу чтил. Свободным жизнь провесть он мнил, Свободным лечь и встать с зарею, Расстаться с грешною землею. II Иначе порешил Творец: Невольно как-то провинился Пред властелином наш мудрец. За то свободы он лишился И скорым, праведным судом Судим был в тот же день прекрасный. А судьи были все с умом: И за проступок столь опасный Решили: строго наказать Его на утро смертью лютой. Тюремщикам же приказать Из милости к нему: с заботой Постлать преступнику постель, Чтоб ночь провел он без тревоги. Как никогда ему досель Не доводилось. Да! О, боги! Чего не делали они, Чтобы преступнику спалося! Кругом потушены огни; Впервые только привелося Тюремщикам таскать перин Во множестве таком в темницу. Подушек, всяких величин, Простынь тончайших, вереницу Халатов и рубах ночных, Повязок, колпаков, покрышек, Уборов и вещей иных. Ему был дан всего излишек, Чтоб свой ночлег он смело мог По вкусу своему устроить И знал, что целый ряд тревог В перинах можно успокоить. III Мудрец такую благодать Узрев, забыл об утре. «Спать Теперь мне будет преотлично!» — Вскричал. Рукою непривычной Устраивать принялся он Свою постель, чтоб сладкий сон Ничем бы не был вдруг нарушен. Как муж, что разуму послушен, Али решил, что раньше класть Перины следует, чтоб всласть Поспать хоть в жизни раз. И гору Возвел такую он, что взору Отрадно было и глядеть! «Но нет, не ладно так: потеть Пожалуй очень уж придется В перинах сих. Ах, мне сдается, — В постели этой пуховой Я сон спокойный, сладкий свой Прерву». Так думал он и снова Принялся за постель. Без слова Он перестлал ее совсем, Всю гору срыл. А между тем, Халат надев, решил улечься Заснуть. Но как тут уберечься От вредной сырости ночной, От ветра, что в окно порой Входил непрошенный, незваный, Огонь светильника туманный То наклоняя, то вертя. «В постель зарывшись» не шутя, Укроюсь я от непогоды, В ней схороню я все невзгоды, Найду в ней сон, найду покой Мудрец подумал, и такой Опять содом поднял с постелью, И предался сему безделью Столь долго, так пуховики Сбивал, что старики Тюремщики в тиши дивились. Шептались все и, как ни бились, Понять они все не могли: Зачем на плитняке в пыли Проводит он часы златые, Когда бы мог в пуху земные Забыть все горести, печаль, Что жалко и чего не жаль. IV Али же все мудрил с постелью То так, то сяк переместит Сокровища свои, что с целью Дать выспаться ему синклит Судей решил великодушно В обилии в тюрьму послать. То мягко чересчур и душно, То холодно и твердо спать, Казалось все ему. Но тоже И ропоту есть свой предел! Вот, наконец, он рад. Но что же? Готовясь лечь в постель, удел Земной печальный свой мгновенно Он вспомнил тут. Он вспоминал, Как жизнь свою прожил смиренно, Как часто бедствовал, страдал И как любил… Как миг блеснуло, Казалось, счастие ему, Но вдруг потухло, обмануло, Исчезло без следа тому Уж много лет и не вернулось. И думал: как теперь он сир, Как одинок. Меж тем проснулось Светило дня. Проснулся мир, Порвав оковы долгой ночи. Час утра роковой забил. Али, поднявши к небу очи, Как женщина рыдал, молил… Когда палач вошел неслышно — Мудрец, измученный, в слезах Лежал перед постелью пышной, Не видев сна в своих глазах… Как спать мудрец — так жить я все сбиралась, |