Константин Фофанов «Башня молчания»

Жилище я видел в мечтах откровенья,
Века не забуду, хоть видел мгновенья.
Унылая башня под круглым навесом,
Вкруг мрачная площадь, покрытая лесом;
Ступени под мохом столетий холодных
К вершине той башни ведут, и подводных
Таинственных мельниц шумящий размах
Являет каскады волны на волнах.
 
В тот час, как свой круг завершает светило
Горячего дня, — там сияет уныло
И медлит заря уходящего солнца,
Смотряся, как пурпур кровавый, в оконца,
Но только померкнет алеющим ликом,
Там совы проснутся в смятенье великом
И кружат, и реют, и страшен их крик
Для робких рабов и для смелых владык.
 
И я подымался к вершине столетней,
То было когда-то в час полночи летней,
Лучи от луны так безумно сверкали,
Что пыль в амбразурах, как искры в бокале,
Виднелась, под светом кружащая косо…
И тихо так было, что мельниц колеса,
В волне, над волной порождая волну,
Казалося, пели песнь громкую сну!
 
Я шел, подымался все выше и выше.
И вот я под кругом таинственной крыши,
Где филинов мрачных голодная стая
Сидит, свои очи для тьмы разжигая,
Где холод повеял могилой сырою,
Где страшно пигмею и жутко герою,
Где шаг, как набат роковой, прозвучал,
И в то же мгновенье я звон услыхал.
 
То не был серебряный звон колоколен,
Отраден призывом и радостью волен.
То был удрученный набата звук медный,
И совы проснулися стаей победной,
И эхо тяжелой, дремавшей громады,
Казалось, вздохнуло, расторгнув преграды.
И слышались стоны и скрежет зубов,
И трижды пролязгал железный засов.
 
И вышли все тени, все гномы, все духи,
Стучали клюками слепые старухи,
И старцы, подъявши от ужаса очи,
Шумели, как ропот разгневанной ночи,
И хохотом адским лукавые гномы
Мне сердце знобили до смертной истомы,
И все восклицали, как эхо могил:
Зачем ты молчанье, пришелец, смутил?
 
Мы — пыль этих камней, мы — холод забвенья,
Мы — души без ликов, мы — атомы зренья,
Мы — искры от чувств уничтоженной злобы,
Мы — пепел от жизни и смерти микробы,
Мы сами молчанье, — и всех претворяем
В молчанье, в молчанье! — кого обнимаем
Наш круг заколдован, здесь выхода нет
Так будь же молчаньем на тысячи лет!
 
И только они провещали мне речи…
Померкли вдруг очи, как бледные свечи,
И уши оглохли, дыханье застыло,
И память исчезла, как дым из кадила,
Уста онемели… Молчанье, молчанье!
Я стал неподвижен, я стал изваянье.
Я знал, что не мыслю, что я не живу…
Но звукам молюся — и звуки зову.
1903