1. Обреченная
Чем тебя порадовать, не знаю.
Ты больна и скоро ты умрешь.
Боже, от улыбки я сгораю,
У меня в губах огонь и дрожь!
Наклонясь к постели, улыбаюсь,
Улыбаюсь утром и впотьмах…
За дверями — плачу и шатаюсь,
Комната плывет в моих глазах!
Ты спокойна. Профиль исхудалый
Стал чужим в мерцаньи ночника.
Ты лежишь под светлым одеялом,
Так близка, так странно-далека.
Эта тяжесть медленного взора,
Холод глаз, глядящих в глубь себя…
Почему уходишь ты так скоро,
Словно все забыв и разлюбя?
Шевельни ресницей… Я с тобою!
На твоей груди — мой детский рай.
Если надо, будь всегда такою,
Но еще не умирай.
Белая, неслышная сиделка
Оправляет вдавленный матрас.
Четко ходит часовая стрелка,
Ближе смертный час.
Лучше в пытке быть с тобою слитой,
Боже, лучше месяцы, года
Ложечкой к губам полураскрытым
Подносить кусочки льда.
В сердце — страх застывший и колючий.
Улыбаюсь, бледная от мук.
Говорю: «Тебе сегодня лучше?»
И в ответ — движенье милых рук.
2. Перед панихидой
Седая тетка в траурном чепце
На гробовой покров глядела тускло,
И медленно подергивался мускул
На старческом желтеющем лице.
В дверях ребенок, жуть преодолев,
Вытягивал головку любопытно.
Монахиня, в борьбе с дремотой скрытной,
Потупившись, читала нараспев.
А черный равнодушный человек,
Склонясь к тебе, привычно и умело
Льдом обложил бесчувственное тело.
Сомкнул просвет полураскрытых век.
В час панихиды слышались звонки,
Входил народ, крестился дьякон важный…
И кто-то похвалил твои венки,
И кто-то всхлипнул скорбно и протяжно.
А там, в гробу, уже не зная мук,
Ты мертвая, ты светлая почила.
И злая жизнь касаньем темных рук
Тебя, освобожденной, не томила.
3. Кладбище
Проворчал мне вдогонку нищий:
«Здесь ляжем и я, и ты!»
Поплелся к ограде кладбища,
Где жмутся теснее кресты.
Вечер — в лице ни кровинки —
Синеет за старой ветлой.
По всем усопшим поминки
Справляет ветер сырой.
Как тесно, как тесно у мертвых!
Здесь ляжем и я, и ты…
Словно остовы рук простертых,
Тянутся к сердцу кресты.
Засыпано щебнем болото:
Здесь купля дешевых мест.
И вот — могилы без счета
И крест накренился на крест.
Иные упали, сгнили,
Вокруг проступила вода…
Кто плакал на этой могиле?
Никто не придет сюда.
Как тесно мертвым, как тесно!
Каждый в смирении спит.
Ветер венком железным
Гулко стучит, стучит…
На ветках гнезда вороньи,
Темнеет дощатый забор.
— Быть может, здесь похоронен
Тот, кто любил простор?
Чей крест так жалобно согнут?
Ночью подломится он.
Сегодня мертвые дрогнут,
И глуше крики ворон. |