Мария Веселкова-Кильштет «У стены нерушимой»

Пированье идет среди ставок орды, Подаются кумыс и пилавы. Все сподвижники славной победы горды, — Терема и поселья поля и сады Стали жертвой их хитрой облавы. За собою в добычу они волокут Молодиц и боярышень русых Налетев, как на стадо овечье беркут, Безнаказанно каждый хозяйничал тут, Разбираясь и в тканях, и в бусах. А из Божьих церквей нечестивые в плен Похватали святые иконы И одежды князей посрывали со стен Для любимых коней на попоны.   И дымилася кровь, и лилася рекой, Завивался огонь языками. Перед их расходившейся, лютой рукой Даже старец пощады не знал никакой. А детей — тех топтали ногами. И работа ж была! Отдохнуть разлеглись Победители с подвигов трудных. Зашипела буза, запенился кумыс, Языки развязались, и с уст полились Прибаутки средь россказней чудных. Лишь гроза и владыка над шумной ордой Что-то голову бритую свесил. Усмехнулся лукаво мирза тут седой: «Господин, что сегодня не весел?   Чем рассеять тебя? Хочешь, — жен позовем, Насладимся игрой их и пляской; Хочешь — древнюю песню тебе пропоем О великом, прославленном деде твоем; Хочешь — мудрой потешимся сказкой?» «Нет, не надо мне жен… все приелись оне, Все, как змеи, коварны и лживы… Надоели преданья… А спойте вы мне, Как враги погибали сегодня в огне, Как сжигал я их домы и нивы. Чтобы в песне той новой я мог услыхать Побежденных мольбы и проклятья, Мог упиться их мукой… Не сметь поминать Лишь одну, — что твердила нам: братья…»   «Ха! Ха! Братья?! Ха-ха!.. До чего довело Да какого безумия горе!..» «Заколол я младенца и сразу назло На глазах ее бросил туда, где светло Разгорался огонь на просторе… Как визжал он, как корчился — право же смех…» — «А она?..» — «Я не слышал проклятья, Умирая одно повторяла мне: грех! Это слово сейчас на пиру, средь потех, — Нет! Его не хочу услыхать я. А ведь, кажется, сколько я в жизни своей Насмотрелся и слез, и мучений, И каких ни слыхал от чужих дочерей Я укоров, проклятий, молений!   Но такой не случилося встретить, поверь, Безысходной и горестной муки… Это слово мне въелося в сердце, как зверь, И воскресни она и младенец теперь, — Я его положил бы ей в руки…» — «Господин, постыдись! — был суровый ответ. — В тех речах ты себя недостоин. Без мучений врагов не бывает побед, И воскресни сейчас твой прославленный дед, Он сказал бы: ты баба — не воин! Он сказал бы тогда…» Но со старческих плеч Голова уж катится седая… «Что ты мог для другого советы беречь!» — Добавляет властитель вставая.   «Гей! Довольно пиров! Все за мной на коней!» Все проснулось, забило тревогу, И среди догорающих, ярких огней Раздается скрипенье телег и ремней, — Поднимается войско в дорогу. Был ужасен их путь, — был ужаснее след. Все живое кругом замирало. Выжигались дотла города… «Что же, дед, Ты доволен ли внуком и жатвой побед, Иль тебе этих подвигов мало? Искупил пред тобою вину я свою, Иль невдостоль напился ты крови? Без конца, коли хочешь, ее я пролью, — И мой меч, и я сам наготове…»   Все вперед и вперед, совершая набег, Подвигаются грозные рати. Им не страшны морозы, метели и снег, Ни разливы весенние вскрывшихся рек, Ни болота, ни топкие гати. Вот и город еще. Терема и сады, За бойницами маковки храма. «Выходите с дарами!» — Бояре горды. «Не хотим, говорят, не боимся Орды! Сам Господь защитит нас от срама. Лучше ляжем костьми, — не сдадимся врагу!..» Но уж стены пробиты тараном… Закурились дома на крутом берегу. «Что, голубчики, справились с Ханом?» В алтарях за престолами вопли, мольба И проклятья, и стон, и укоры… Ожидала защитников злая судьба, — Полегли, как сказали. Стихает борьба. Разгорелися ханские взоры. «Выбирайте себе, что тут есть поценней. Для бузы пригодятся сосуды. С образов отколите побольше камней!..» Вон икона еще… лишь добраться бы к ней Через трупов наваленных груды. С занесенным мечом он к иконе спешит, Но пред ним, до небес вырастая, Неподвижна, бледна и печальна стоит Непорочная Дева Святая.   Над телами сраженных с укором немым Распростерты молящие длани… Пошатнулся грабитель. Что сталося с ним? Перед чудным виденьем, тоскою томим, Он забыл о победе и брани И внимает, — среди ликования всех Опьяненных кровавым потоком, Заглушая и клики, и стоны, и смех, Раздается опять это скорбное «грех!» Со знакомым и кротким упреком. Цепенея, без чувства почти и без сил, Словно вражеской ратью теснимый, Из руки занесенной он меч уронил И бежал от Стены Нерушимой…   О Пречистая! В полные скорби года, В эту пору унынья и страха, Где над Русской святыней глумилась Орда, И лежали цветущие встарь города Средь развалин и пепла, и праха, — Неустанно над взысканной Богом страной Простирала с мольбою Ты руки! Ты молилась за край наш плененный, родной И стояла за нас нерушимой стеной, Утишая и раны, и муки. Возродилася Русь, отомстила врагу… Снова буря грозит налетая, — Но доныне еще на крутом берегу Также молится Дева Святая!..

«Стихи и пьесы» (1906)