Сергей Гарин «Червем ползушие»

II.

Минут через десять в библиотечную вошли Назаров и Дубовская. Они не заметили студента.

Дубовская, высокая, красивая женщина с гордым лицом аристократки сцены, великолепно одетая, вся в бриллиантах, весело над чем-то смеялась. За ней семенил ножками Александр Петрович, видимо рассерженный.

— Ха-ха-ха!..- заливалась серебряным смехом артистка, облокотись спиной на стол. — Вы… ревнуете?.. Вы — Назаров!.. Который меняет женщин гораздо чаще, чем я — перчатки!.. Это забавно!..

Назаров сделал нетерпеливый жест.

— Послушайте, Надин… это уже слишком! Вы живете со мной… стоите мне безумных денег и, не смущаясь, на моих глазах, вешаетесь на шею какому-то дипломатишке!.. Я, наконец, требую, чтобы вы его оставили в покое!..

Сильно жестикулируя и негодуя, он заходил по комнате…

— А если мне нравится этот «дипломатишка»? — спросила иронически Дубовская, перестав смеяться.

— Что значит «нравится»? — остановился перед ней Назаров. — Вы влюблены в него?

— А хотя бы и так.

Он указал на себя.

— А… я?..

Она опять залилась смехом.

— Вы?.. О, вы совсем другое дело!.. Вы слишком стары, чтобы нравиться женщине, да еще такой шикарной, как я!.. ха-ха-ха!.. Но… но… — продолжала она, захлебываясь смехом — у вас много денег и вас можно терпеть!.. Я — артистка, мне нужны роскошь… бриллианты… хорошие наряды, и вы мне их даете!.. Впрочем… — прибавила она серьезно, пожав плечами, — если я вам дорого стою, вы можете от меня отказаться!

Назаров даже подпрыгнул.

— То есть, как отказаться?

— Очень просто: забыть ту улицу, на которой я живу! Вообще, Александр Петрович… — гордо выпрямилась она: — мне это все уже надоело!.. Вы слишком мещанин… слишком мелочны, чтобы принадлежать исключительно вам… Моим покровителем может быть только широкая натура!

Назаров бросился к её руке.

— Надин… дорогая… я пошутил!

— Ах, оставьте, — вырвала она руку, — вы мне противны!

Но он не отставал, с жалким видом ловя её руку. Смотрел на нее умоляющим взглядом…

— Послушайте, Надин… я пошутил… ей-Богу, пошутил!.. Правда, мне не особенно приятно, что этот будущий осел… виноват… посол… производит на вас такое впечатление, но… но если вы уж так хотите… пожалуйста!..

— Ха-ха-ха!.. Вы разрешаете?..

Он стал целовать её руки.

— Разрешаю… разрешаю!.. Но только, пожалуйста, не при мне!.. Ради Бога, не при мне, а то я ревнив!.. О, Надин… — прижал он её руку к своему сердцу: — если бы вы смогли не только брать у меня деньги, но… но иногда и любить меня!

— Вот еще чего захотели… — смеялась она. — Что же останется дипломату и еще некоторым?!. Ах, да… — вдруг вырвала она руку, — вы мне напомнили про деньги… Дайте мне, пожалуйста, тысячу рублей… мне завтра очень нужны!..

Назаров почесал в затылке…

— Вы же взяли у меня позавчера две тысячи…

— To было позавчера!.. Ну, да давайте, если вам говорят! — крикнула она повелительно.

Александр Петрович отвернулся, и, подобрав губы, стал рыться в бумажнике.

— У меня есть серии… возьмете? — вдруг обернулся он к Дубовской.

Она небрежно взяла деньги.

— Все равно!.. Сразу видно, что банкир: даже здесь не можете, чтобы не нажить. Ну-с… — бросила она серии в ридикюль, — а теперь пойду флиртовать с дипломатом! Ха-ха-ха!..

И с тем же смехом, с которым вошла сюда, — она выпорхнула из библиотечной, а Назаров закурил сигару и стал напевать шансонетку. И вдруг услышал легкий кашель за своей спиной. Обернулся и обомлел, увидев сына.

— Ты?.. Владимир?.. Здесь?..

Студент вышел на средину.

— Да, отец… я был здесь!

Когда Дубовская вошла сюда вместе с отцом, Владимир думал было выдать свое присутствие чем-нибудь, находя нечестным подслушивать. Но фраза отца, сказанная артистке: «вы живете со мной», заставила студента окаменеть. Он был уверен, последние полгода, что Дубовская любит только его, в чем артистка не раз его уверяла, позволяя за собой ухаживать и подавая ему большие надежды. И юноша сам любил ее и мечтал на ней жениться. И вдруг этот страшный удар…

У Владимира не хватило сил прервать всю эту сцену Дубовской с отцом и он выслушал ее до конца. Но теперь, когда артистка ушла, он, негодующий и оскорбленный, решил выйти.

Отец и сын стояли друг перед другом и вызывающе один на другого смотрели…

Назаров-отец был возмущен.

— Почему же ты не выдал чем-нибудь своего присутствия? — воскликнул он. — Ты, значит, подслушивал?

— Я не подслушивал, а… слышал! — холодно ответил сын.

— Это одно и то же!

— О, далеко не одно и то же! — криво улыбнулся студент. — Вы вошли так быстро, что я не успел опомниться… да, наконец, если бы я и выдал чем-нибудь свое присутствие, — было бы уже поздно: что Дубовская твоя любовница, я узнал с первых же твоих слов!..

Александр Петрович смутился. Он поправил галстук, сел и сказал с недовольным видом:

— Я, конечно, не буду оправдываться… Ты не ребенок…

Владимир стоял посреди комнаты и нервно потирал руки…

— Я никаких оправданий от тебя и не жду!.. Но… но это так ужасно!..

Он быстро повернулся и почти побежал по лестнице.

Александр Петрович вскочил…

— Владимир!.. Постой!..

Студент нехотя остановился…

— Не надо сейчас говорить со мной, отец!.. Я не могу говорить с тобой! — умоляюще сложил он руки.

— Нет, нет… одну минуту!.. Володя… ты того… — подошел старик к лестнице: — матери не вздумай сказать!..

Губы Владимира скривились судорогой, он махнул рукой и скрылся за дверью наверху…

Вошла Анюта. Она кого-то искала.

— Степана Васильевича… нет здесь? — спросила она Назарова.

Тот церемонно раскланялся и петушком подбежал к ней.

— Нет, Степана Васильевича нема! Но зато здесь есть… Александр Петрович! Разве это не все равно?..

Он взял девушку за руку, которую та слегка высвободила, и стал засматривать в лицо Анюты.

Та отвернулась…

— Вы все шутите, Александр Петрович! Нет, правда… Елизавета Васильевна просила найти Степана Васильевича…

Она повернулась и хотела было уйти, но Назаров опять схватил ее за руку и удержал.

— Постойте, минуточку!.. Анна Филипповна! Вы прямо жестокая девица… — начал он театрально. — Два года вы уже у нас живете… всем, так сказать, нашим богатством заведуете, а самого главного и не замечаете!

Анюта спокойно на него посмотрела.

— Я вас не понимаю!

Назаров молитвенно сложил руки.

— Да я же люблю вас, Анна Филипповна!.. Неужели вы этого не видите?!. Два года я пылаю к вам безумной страстью!..

Анюте сделалось и смешно, и противно. Ее уже неоднократно возмущал этот старый селадон, пристававший к ней при каждом удобном случае, но до такого цинизма, как сейчас, он не доходил. И девушка решила раз навсегда положить этому конец.

— Послушайте, Александр Петрович… — сказала она ему строго. — Как вам не совестно! Вы — женатый человек… у вас взрослый сын!

— Вот это-то и пикантно, мамочка! — спаясничал Назаров.

— Оставьте! Такие шутки меня оскорбляют! Какое вы имеете право, вот уже второй месяц, приставать ко мне с подобными намеками?!. Я вам не подавала повода, Александр Петрович!

Негодующая, она опять хотела уйти, но он снова удержал ее.

— Ну, простите… простите… я пошутил!.. Голубчик… Анна Филипповна… вы только Елизавете Васильевне…

— Да не скажу… не скажу! — перебила его Анюта…

Назаров сделал ей воздушный поцелуй и ушел к гостям.

Анюта стала подниматься по лестнице. На площадке она встретила Владимира. Студент был чем-то очень расстроен.

— Что, Степан Васильевич… у себя? — спросила его Анюта.

— Да! — ответил Владимир. — А он вам нужен?

— Его ищет Елизавета Васильевна…

— Так пройдите к нему… Вот что… — остановил он девушку. — Вы можете оказать мне услугу?..

— Пожалуйста!..

— Попросите сюда Надежду Федоровну!

Анюта вздрогнула.

— Дубовскую?.. Артистку?..

— Да!.. Она сейчас где-нибудь там… с гостями… Подойдите к ней незаметно и скажите, что я ее жду здесь… в библиотечной!

Анюте эта просьба не понравилась. Но, скрепя сердце, она согласилась…