Сергей Гарин «Червем ползушие»

III.

Дубовская вошла с Анютой, которая пошла опять по лестнице…

Владимир стоял у стола, со сложенными на груди руками. Он был бледен.

— Вы меня звали? — спросила Дубовская, непринужденно садясь в кресло.

— Да! Мне нужно с вами поговорить…

И продолжал ледяным тоном, отчеканивая каждое слово:

— Я все слышал, что вы с отцом здесь говорили!

На секунду Надежда Федоровна смутилась, но быстро овладела собой. И, как хорошая артистка, совершенно искренно удивилась:

— Разве?.. Где же вы были?..

— Я был здесь… около шкафа!.. Но не в этом дело… Я хотел вам сказать… — он провел рукой по волосам, — что это… это подло!..

— Что? — спокойно спросила Дубовская.

В груди студента загорелась буря.

— Как? вы еще спрашиваете?.. — воскликнул он. — Да вы кто: зверь… чудовище?.. Ведь, я же любил вас первой, юношеской, чистой любовью! — с отчаянием крикнул он. — Ведь, я же молился на вас… смотрел на вас, как на святую!.. И вы… вы изменяете мне… и с кем… с моим же отцом!..

Он закрыл лицо руками. А Дубовская засмеялась, звонким, серебристым смехом, который он так любил слышать у неё на сцене…

— Ха-ха-ха! — смеялась артистка. — Вот наивный мальчик! Я вам не давала обета целомудрия!

Студента объял ужас. Как? Она смеется? Смеется после того, как говорила ему, что он единственный, которого она сейчас любит!.. Смеется после того, как уверяла, что она совершенно одинока, что у неё нет никого!..

Он отнял от лица руки. Не верил ушам:

— Вы… смеетесь?!.

Дубовская встала. Скука была написана на её лице.

— Конечно, смеюсь… это только смешно!.. Впрочем, не устраивайте, Вольдемар, такой драмы — она мне достаточно надоела на сцене!

Она попробовала улыбнуться и положить на его плечо руку. Владимир отскочил от неё, как ужаленный.

— Не смейте ко мне прикасаться! — глухо крикнул он. — Вы… вы… я даже не нахожу для вас подходящего названия!.. Вы… куртизанка!..

Студент весь трясся от охватившей его злобы, а Дубовская снова стала хохотать, но уже истерично…

— Ха-ха-ха! А еще что?..

— Я вас презираю сейчас, как ничтожество… как последнюю гадину! — :тал кричать, не помнящий себя, Владимир. — Вы осквернили мою первую любовь… светлую… чистую!.. Я думал посвятить вам всю жизнь… работать для вас… создать вам покой… роскошь… уважение!.. Вы надругались над великим чувством… над моей молодостью… над жаждой жить… верить в счастье… в людей!.. Вы, наконец, отняли у меня возможность мстить… возможность наказать моего обидчика! Это — мой отец! Как я вас сейчас презираю! — сжал он кулаки: — вас… всех женщин!..

И вдруг Дубовская выпрямилась. Она была прекрасна, как гордая царица, которой жалкий раб осмелился бросить оскорбление…

И заговорила, как царица, презрительно окинув студента с ног до головы:

— Замолчите вы… фразер!.. Молокосос!.. Вы осмеливаетесь оскорблять женщину, пользуясь тем, что некому вступиться за нее, некому разбить вам вот этим креслом голову!.. Не мы, женщины, разбиваем вашу веру в жизнь, а вы, — мужчины, убиваете в нас все, чем может гордиться женщина!.. Вы… слышите ли: вы толкаете нас на разврат… на панель… толкаете нас на уксусную эссенцию, на дома терпимости!

— Неправда! — закричал Владимир. — Не все мужчины таковы! Есть порядочные!..

Надежда Федоровна сделала презрительную гримасу.

— Где они, эти порядочные?!. Все вы порядочны, пока не увидите обнажённого тела женщины, пока не заговорит в вас зверь… низменные наклонности!.. О, вы умеете говорить красивые фразы!.. Вы проповедуете для нас равноправие, а сами делаете из нас рабынь… О женщине кричите вы, как о подруге и товарище, а за спиной её хихикаете и подмигиваете, как хулиганы!.. Вы мысленно раздеваете каждую женщину, как только встретитесь с ней, хотя бы на улице! Вы смотрите на нее, не как на мать и сестру, а как на возможную вашу любовницу!..

Она говорила страстно, и огонь гнева шел из глаз её. Владимир сразу осунулся, пропал его экстаз и выглядел он сейчас жалким и убитым.

— Я не смотрел на вас так… — тихо сказал он, потупясь: — вы не можете этого сказать!..

— Все вы на один шаблон, знаю я вас! — иронически воскликнула Дубовская. — Да как вы осмелились бросить мне в лицо такие оскорбления?!. — вдруг вспыхнула артистка. — Что я: была вашей невестой… собиралась за вас замуж?.. Говорила я когда-нибудь серьезно, что люблю вас, подавала вам когда-нибудь серьёзные надежды!.. Я шутила… и вы должны были понять, что это шутка! Вы ухаживали за мной, а я благосклонно принимала эти ухаживания!.. А теперь вы смеете обвинять меня в какой-то измене?.. Я, господин Назаров, — свободная женщина… — гордо откинула она голову: — пусть я развратна… пусть имею десятки любовников — не ваше дело!..

Она быстро вышла, сверкнув на ковре серебряным треном. Владимир, шатаясь, подошел к креслу, упал в него; закрыл лицо руками.

Это было все так ужасно, что сказала ему сейчас Дубовская, что студенту показалось, что больше не стоит жить. И он твердо решил покончить с собой сегодня же, когда все разъедутся…

С лестницы прошли вниз Болотов и Анюта. Степан Васильевич ушел в комнаты, а девушка задержалась и, когда Болотов скрылся, — подбежала к Владимиру…

— Владимир Александрович! — тихо позвала она.

Студент вздрогнул и отнял от лица руки. Увидев Анюту, смутился.

— Это вы… Анюта?.. А я присел тут немного… задремал!..

Девушка участливо наклонилась к нему.

— Вы… расстроены?

— Нет… нет… ничего… Да вы… присядьте!..

Он сказал это машинально, не зная, что говорить, но чувствуя, что сказать что-нибудь нужно.

Анюта присела. Смущенно мяла передник, и все не решалась заговорить. Но кинула искоса взгляд на студента, и стало его безумно жаль.

Наклонилась к Владимиру.

— Владимир Александрович… Зачем вы от меня все скрываете? — с легкой укоризной спросила она. — Ведь я все вижу!.. Когда-то вы были моим другом… Такое участие во мне принимали!..

Она вздохнула, вспомнив прошлое. Владимир рассеянно на нее посмотрел…

— Да я вас и сейчас… очень уважаю!..

— Уважаете? — девушка горько улыбнулась. — Раньше вы не так говорили!..

Оба замолчали, опустив каждый голову. А затем Владимир пристально посмотрел на Анюту. Стало стыдно, что когда-то увлекал девушку…

— Анюта!.. — дотронулся он до её руки, — не сердитесь на меня! Ведь, в чувстве своем человек не волен! Раньше… действительно… мне казалось…

Девушка стиснула зубы и тряхнула головой.

— Не будем об этом больше говорить, Владимир Александрович! — быстро сказала она. — Не того прошу я у вас… А хочу, чтобы вы по-прежнему были со мной откровенны… не смотрели бы на меня, как на чужую, пришедшую в ваш дом с улицы!..

— Боже сохрани! — испугался студент. — Да кто же на вас так смотрит! Мы все считаем вас родной!

— Два года я уже у вас… — продолжала Анюта. — И когда я вошла в ваш дом после того ужасного случая — после смерти Андрея — вы тогда только что окончили гимназию… Я была совсем еще девчонкой… Вы больше всех приласкали меня, заставили понемногу забыть то ужасное горе, которое у меня было… А потом, когда встретили эту женщину… — закончила она, отвертываясь.

Владимир вскочил.

— Не говори о ней! Я не могу о ней слышать!

Встала и Анюта. Недоверие сквозило в её взгляде.

— Вы не можете о ней слышать потому, что… что любите ее! — тихо сказала она и хрустнула пальцами. — Я, ведь, понимаю!

Владимир поднял руку…

— Нет, нет… я ее сейчас презираю!.. Слушай! — подошел он к девушке, — Я на тебя смотрю сейчас, как на сестру… как на самого близкого друга…

Анюта расцветилась радостью.

— Ну, вот… вот… Большого я и не хочу!

— Я буду с тобой откровенен… — продолжал студент. — Да, ты права: я люблю ее, хотя в данный момент и презираю! Я с удовольствием убил бы ее, и, в то же время, помани она меня пальцем — я пойду за ней на край света, сделаюсь её рабом… её преданной собакой!.. Не говори… не говори ничего! — остановил он девушку, видя, что та хочет что-то сказать. — Я знаю все, что ты скажешь… Она меня не стоит?.. Она изменяет мне на каждом шагу?.. Она развратна?.. Я знаю все это сам!.. И все-таки… люблю!..

Обернувшись, он закончил:

— И я… я… хочу умереть!..

Бледность покрыла лицо девушки. Она сделала широкие глаза и бросилась к студенту.

— Что вы… что ты!.. Господь с тобой… Володя!..

— После того, что я сегодня узнал, жить не стоит! — упрямо сказал студент.

Девушка положила ему руки на плечи.

— Владимир… дорогой… брат мой! — спохватилась она. — Ведь, ты только что сказал, что считаешь меня сестрой!.. Зачем ты так говоришь?!. Зачем тебе умирать, когда ты молод, когда впереди у тебя такая большая… большая дорога?!. Зачем умирать, когда каждый день так светло… так ярко светит ясное солнышко?!. Посмотри… — подтащила она его к окну и отдернула портьеру: — и в природе все переменчиво!.. Вот теперь небо такое темное-темное, как могила!.. И кажется, что повисла над землей вечная ночь, что никогда не будет рассвета…

Владимир грустно покачал головой.

— Никогда, Анюта… никогда не будет рассвета!

— Нет, нет, дорогой мой, рассвет будет! — воскликнула девушка. — Не может быть вечной ночи, пока живет солнце, пока греют землю лучи его! Уж как мне было тяжело… Помнишь?.. А ведь вот же: живу!

— Ты?.. Ты потеряла только брата… А я… потерял все!

— Нет, нет! — насильно улыбнулась Анюта. — И для тебя настанет рассвет!.. Уйдут за горизонт тёмные, мохнатые тучи и начнет постепенно подниматься солнце… большое… хорошее… несущее жизнь… радости… надежды!.. Сначала медленно окрасят небо лучи его… затем все сильней и сильней зазолотятся: голубой простор… проснутся леса… реки… долины!..

— Ты поэт… Анюта! — улыбнулся Владимир.

— Нет, Володя, я не поэт… Но я люблю жизнь!..

Она слегка отстранилась и облако грусти затемнило её лицо.

— Раньше я тоже думала убежать от жизни… тяжело мне было… Думала, что не стоить жить, что нет у меня ничего… А вот когда увидела его… Андрея… в этот ужасный день там… в подвале… с перерезанным горлом, поняла: как тяжело умирать… как страшно умирать!.. Увидела его в гробу… холодного… ушедшего куда-то далеко… далеко… чуждого мне… страшного… И еще больше поняла, что жить надо; надо бороться, чтобы видеть солнце… звезды… зеленые луга… слышать людской голос… видеть людские улыбки… слезы!.. Ведь, это же и есть жизнь, Володя! — стала она засматривать студенту в лицо: — вечные страдания… вечные радости!.. Ну, обещай мне… обещай, что никогда… никогда с собой ничего не сделаешь!..

Она стояла перед ним, с горящими глазами, такая жизнерадостная и убедительная, что студенту показалось, что солнце, о котором она говорит, озаряет сейчас эту комнату… И он горячо пожал руки девушки.

— Хороший ты человек, Анюта! Хороший… светлый! Ты какой-то апостол жизни, как-то умеешь близко подойти к чужому горю… нежно дотронуться до него!

Анюта не унималась.

— Обещаешь?

— Да, обещаю… обещаю! — улыбнулся студент. — Даже больше тебе скажу… по мере сил обещаю тебе забыть эту женщину!

— Да?.. Правда?.. ты ее забудешь?..

— Повторяю: если хватит сил!

— Хватит, Володя, хватит! А ты, когда у тебя тяжело на душе… когда одолеют тебя сомнения, — приходи сейчас же ко мне!.. Приходи, как к другу, самому близкому другу! Слышишь?.. И мы вместе подумаем, вместе поплачем, если нужно! Вдвоем-то легче!..

Дверь в библиотечную растворилась… Вошла Назарова.