Василий Брусянин «Покинутый муж»

IV.

Лет пять назад, когда Семен Семеныч приезжал в Петроград (тогда еще Петербург), я, однажды, встретил супругов Ползунковых в театре, и, помнится, мне понравилась Олимпиада Аркадьевна, она была красива. Немного я знал и семью, где родилась Липочка. Фамилия Ляховых — старинная дворянская фамилия в нашем уезде. Правда, Ляховы все были только «мелкопоместны», но это не помешало им быть заметными дворянами.

Семена Семеныча я знал, когда он был еще гимназистом. Его отец — богатый купец из передовых. Оставшись единственным богатым наследником, Семен Семеныч едва дотянул до седьмого класса и занялся торговлей кожами, но любил читать и даже увлекался театром. На каком-то любительском спектакле познакомился и с своей будущей женою.

Вспоминая свое прошлое и прошлое Липочки, Семен Семеныч показывал мне её фотографические карточки. Этих карточек он привез несколько. Липочка была снята в различные периоды супружеской жизни и в разных позах и костюмах. Вот она в белой шляпе и в белом платье из легкой летней материи. Вот она в каракулевом жакете и в шапочке. Вот она в английском пальто и в шляпке с большим страусовым пером. И еще были снимки и в домашнем костюме, и в спортивном, и в дорожном.

Рассматривая вместе со мною карточки жены, Ползунков вздыхал и кратко ронял умильные слова: «Вот она какая! Вот, посмотрите! А вот здесь, словно девочка! А вот тут как хороша!..».

Он говорил теперь о своей Липочке, как о какой-то драгоценной вещи, которую у него похитили. Он не скрыл от меня, для чего привез так много фотографических снимков с жены.

— Говорят, вон за границей есть такие особые конторы, которые разыскивают людей пропавших?.. Скажите, а в Петрограде нет такой конторы?

— Здесь есть сыскное отделение, но оно разыскивает похищенные вещи, — поучал я моего жильца.

— А такого сыскного нет, чтобы человека разыскать?

— Право, уж не знаю, — кажется, нет.

Мысли Ползункова так были сосредоточены на одном, что и этот разговор наш — один из этапов его сыскной эпопеи. Дня через два он неожиданно возвратился домой часа в три и привел с собою какого-то господина. Высокий и стройный гость моего жильца был прилично одет. И котелок у него был новенький, и воротничок и манжеты — свежие, а сюртук — хоть на бал.

Ползунков и его новый знакомый очень долго о чем-то совещались, а когда высокий господин ушел от него, Семен Семеныч поспешил ко мне в кабинет.

— Встретил человека, который, за плату, конечно, согласился мне помочь, — сказал он и словно сконфузился своих слов.

— Где вы его взяли?

— Познакомился на Варшавском вокзале.

— Вам его кто-нибудь представил?

— Разговорился у кассы… Я, знаете ли, хотел было в Варшаву уехать, а потом вспомнил, что вещей со мною нет да и вас не предупредил и раздумал…

— Позвольте, Семен Семеныч! но ведь Варшава занята германцами, — напомнил я ему.

— Ах, да!.. Ведь и в самом деле!,. Что же это я — обалдел, что ли?.. Вот, ведь, голова-то совсем кругом пошла… А мне почему-то показалось, что если их в Петрограде нет, значит она с ними в Варшаву уехала…

— Да почему в Варшаву?.. И как это — с ними? Что же вы думаете, что Олимпиаду Аркадьевну похитили у вас двое разом — и инженер, и артист?

— Да нет, это я обмолвился…

— Но как же вы незнакомому господину показывали карточки супруги и дали такое интимное поручение?

— А он меня уверил, что ему уже приходилось разыскивать людей… Да я ведь не сказал ему, что жену разыскиваю… Я уж тут соврал! Говорю: жил с одной дамой не женатым, а она возьми да и сбеги от меня, и деньги и вещи с собою стащила…

Я не сомневался, что у Ползункова действительно голова пошла кругом и заподозрил, что он попал в руки ловкого хищника.

— Вы, что же, и денег ему дали?

— Пятьдесят рублей задатку выпросил, ну и на расходы…

Я пожурил наивного провинциала за легковерность, но Семена Семеныча трудно было в чем-нибудь разубедить. Разум его, очевидно, утомился под грузом одних и тех же мыслей, а воля ослабела.

Он ушел от меня грустным, отказался от вечернего чая, и я слышал, как он долго ходил по маленькой комнате от двери до окна и обратно. Я сосчитал даже число шагов, которые делал Ползунков; ровно одиннадцать. И он ни разу не ошибся. Ходил, как ходят в тюремной камере-одиночке. Там можно просидеть много лет и никогда не ошибиться в числе шагов вдоль камеры.

Я слышал, как Ползунков лег в постель. Скоро он перестал покашливать. Не слышалось из соседней комнаты и шороха газеты. Очевидно, он заснул, не раздеваясь. Узкое окно над дверью, выходившее в прихожую, светилось, и мне хотелось войти к Ползункову и постараться его утешить или каким-нибудь разговором отвлечь его мысли с пагубного пути маниака.

Но он предупредил мое желание. Быстро встал с кровати и постучался ко мне в дверь. По его лицу было видно, что он даже не дремал. По его глазам не трудно было судить, что в нем созрело какое-то новое решение.

— Ради Бога, прошу вас, — начал он, встав у стола и опершись руками в его край. — Бога ради, помогите мне!.. Не подумайте, что я хочу отомстить Липочке или тому, с кем она уехала. Боже сохрани! Я только хочу найти ее и уговорить, чтобы она вернулась ко мне… Не могу я приехать домой без неё… Срам! Стыд!.. Муж, от которого сбежала жена! Что будут говорить у нас в городе, когда узнают об этом? Ведь — провинция! глушь!..

Я старался втолковать Ползункову, что случаи, когда жены уходят от мужей или мужья бросают жен — не редкость, и ничего зазорного в этом нет.

— Одно время это даже было в моде, — соврал я.

— Да что вы? — изумился наивный Семен Семеныч.

Но, очевидно, он мне не поверил и принялся усиленно склонять меня, чтобы я оказал ему содействие.

— Вот тот господин будет искать, и вы мне поможете, — говорил он.

Я согласился помочь покинутому мужу. И вот начались наши совместные путешествия по столице.