Василий Величко «Амру»

I

«Велик Аллах! Велик Его Пророк!»
Как тучи грозные, как вихрь, как Божья кара,
Несутся полчища по манию Омара
На обессиленный дремотою Восток
И на владения развратной Византии.
И Газу, и Дамаск, и град святой Мессии —
Все взял, все затопил бушующий поток!
Персидских всадников разбив при Медаине,
В долину чудную пришли сыны пустыни,
Где к Тигру мощному струи несет Евфрат.
Непобедимый вождь, Амру, краса ислама,
На запад меркнущий повел дружину прямо
Чрез горы и пески — и древний взял Фустат
Где сфинксы, окружив священный храм Изиды,
Навеки замерли, где молча пирамиды
Века величия и прах царей хранят.
Но что величие пред истиной Корана?!
Как солнце — неба царь, — пронзая мглу тумана,
Всесильно гонит ночь блестящим сонмом стрел, —
По зыбкому песку, по грудам вражьих тел
Несется рать Амру вперед, к Александрии.
Все рушится пред ним! Кто знает, где предел
Стремленью мощному взволнованной стихии?
Самума грозного задержит кто полет?
Кто может одолеть воспрянувший народ,
Внезапно хлынувший на мощный клич Корана,
Как лава жгучая из темных недр вулкана?!
 
II

День покинул пустыню, объятую сном
И повитую влажным туманом.
Звезды ярко не блещут на небе ночном
И не кажут пути караванам.
Осторожен Амру: выждать утро велит,
Хоть близка уже цель, — и вокруг пирамид
Стало войско арабское станом.
По приказу вождя, все спешат поскорей
Снять с верблюдов тюки, разнуздать лошадей
И Аллаху пред сном помолиться.
Приготовлен ночлег: поднялися шатры
И во мгле непроглядной рядами костры
Стали ярко пылать и дымиться,
Отражаясь на шлемах и копьях стальных.
Вот, вкруг стана расставлена цепь часовых,
Прозвучало последнее слово молитвы —
И покой воцарился… Назавтра поход,
Чуть заря алой кровью свод неба зальет:
Надо силы набраться для битвы!
Много витязей в райские двери войдут,
Не спасут их ни шлемы, ни брони…
Богатырски заснул утомившийся люд:
Только слышно, как жвачку верблюды жуют,
Да порою зафыркают кони,
Словно чуют они приближенье врагов:
Но врагов не видать… Меркнет пламя костров,
Задремали давно часовые,
Опершися на копья… Безмолвная мгла
Черной тучей на лагерь уснувший легла.
Снятся воинам сны золотые…
Да не снится им только в полуночный час,
Что с несметною ратью спешит Могавгас,
Совершив через Нил переправу;
Что труслив и коварен, как подлый шакал,
Византиец туманную ночку избрал,
Чтоб к арабам прийти на расправу…
Вот, сливаясь с туманной густой пеленой,
Словно тени бесшумные, греки толпой
Подползают к ночлегу, как змеи, —
И оружье изменников — лютый кинжал
Уж над лагерем спящим во тьме засверкал.
Пир кровавый свершают злодеи!..
И смятенье прервало предательский сон:
Кони бешено ржут, слышен раненых стон
И предсмертные дикие крики.
Встрепенулись бойцы грозной стаей орлов,
Зашумело кипучее море голов,
Будто полны в час бури великой.
Начался беспощадный, неистовый бой;
Раздаются во тьме непроглядной ночной
Лязг оружия, скрежет, проклятья…
Все смешалось, повсюду погибель и ад.
Без разбору звенящие сабли разят,
Не видать, где враги и где братья…
Заметался Амру, как воспрянувший лев.
Словно бури грохочущей яростный рев,
Будто колокол грозный набатный,
Слышен голос вождя: «Да погибнет наш враг!
Бей! гони! не щади! Нам поможет Аллах,
Бог победы, Бог сил благодатный!..»
И в тот миг осветилась небес вышина:
Сквозь туманную мглу из-за тучи луна
Просияла внезапно, как чудо,
Озаряя забрызганных кровью бойцов,
Пирамид силуэты, ряд белых шатров,
Мертвых тел безобразные груды.
«Мусульмане, вперед! Сам Всевышний за нас!»
С новой силой нещадная битва зажглась, —
Византийцы разбиты, бежит Могавгас,
Диким страхом объят, — и в погоню
Победителей грозных стремится поток…
Легче вихря несутся, взрывая песок,
По пустыне ретивые кони…
Все исчезло, все скрыл темной дымкой туман,
Опустел и стихает покинутый стан,
Удаляется бешеный топот…
И задавленный стон лишь раздастся порой,
Да прервет тишину шум бессвязный, глухой,
Будто моря далекого ропот…
 
III

В Александрию поутру
Вступал торжественно Амру
С победным знаменем Пророка.
Еще в тумане, издалёка
Виднелась города краса:
Колонна стройная Помпея
Вершиной древнею своею
Уходит гордо в небеса,
И башня — светоч Клеопатры.
Соборы, портики, театры,
И Нил, и моря полоса,
И в синей бухте мачт леса —
Предстали в утреннем сияньи,
Как радужной мечты созданье,
Как будто в сказке иль во сне,
Как будто марево в пустыне…
Амру, гарцуя на коне,
Могучем, белом исполине,
Вел молча верных мусульман.
На шишаке белел тюрбан,
Как снег на голубой вершине;
Качался за спиной колчан,
Блистала на груди кольчуга,
И сабля, верная подруга,
Красою грозною своей
В деснице витязя сверкала:
Ее одна из чудных фей
Во дни Халимских войн¹В Аравии сохранилось предание, будто бы в глубокой древности, задолго до Магомета, во время войн, названных Халимскими, на поле битвы находили сабли с удивительной резьбой. Арабы думали, что они сделаны были феями из лучей месяца. сковала
Из месяца стальных лучей…
Как мести гений-разрушитель,
Угрюм арабов повелитель,
Во взорах молнии блестят…
Скажи, ты видел, как таррад²Таррад — арабское название большого корабля.,
С толпою волн косматых споря,
Несется над пучиной моря?
Ты видел кедр, что в холм крутой
Впился железными корнями,
Долину осенил ветвями,
Небес коснулся головой?
Таков воитель величавый,
Таков Амру, избранник славы…
И вот: у городских ворот,
Как урожай, серпом сраженный, —
Пред ним, коленопреклоненный,
Стоит трепещущий народ
Александрии побежденной.
К ногам его кладут ключи
От опустевшей цитадели,
Знамена, копья и мечи,
Жемчужных горы ожерелий.
Кладут виссонные плащи,
Янтарь, алмазы, кучи злата, —
Все, чем столица их богата,
Все, чем известна их земля:
Рыдают горестно, моля,
Чтоб вождь им даровал пощаду.
Но непреклонен и суров,
Амру ответил: «Нам не надо
Презренных роскоши даров?
Пророк, посланник вещий Бога,
Нам повелел чуждаться строго
Нечистой жизни бренных благ,
Созданий пышности растленной!
К тебе, лукавый, низкий враг,
Я нес его завет священный,
Корана свет! Избравши мрак,
Подкравшись гнусною гиеной,
Врасплох, засадою, изменой
Хотел сразить мою ты рать?!
Я мстить пришел, пришел карать!
На мрак той ночи рать Омара
Ответит заревом пожара!
Презренный скрылся Могавгас,
Несется по морю в фелуке!
Но им заслуженные муки,
Кровь жертв его — падет на вас!
Все уничтожу, сокрушу я,
Как дикий ураган, бушуя,
В потоках крови и огня!»
Так грекам, трепетом объятым,
Сказал — и по дарам богатым
Направил верного коня
В Александрию вождь суровый,
Топча презрительной подковой
Все то, чем жалкий люд пленен:
Алмазы, пурпур и виссон…
 
IV

По городу Амру с дружиной разъезжает
Меж храмов и дворцов, меж стройных колоннад
И зелени садов… Приковывая взгляд,
Все жителя пустынь невольно поражает
Досель не виданной, чарующей красой.
Но вот увидел вождь: на площади большой,
Пышнее всех дворцов, стоит Библиотека,
Поднявши с гордостью торжественный фронтон.
«Кто здесь живет?» — спросить поторопился он.
«Наука, — был ответ. — Приют себе от века
Нашли тут знание и мудрость человека.
Все то, чего трудом и мыслью он достиг,
Здесь воплотилося в страницах пыльных книг —
И гения рукой начертано на них
Бессмертной истины сверкающее слово».
«Бессмертен только Бог! — сказал Амру сурово. —
Двух истин в мире нет, и чрез Пророка дан
К единой истине единый ключ — Коран!
Коль разум этих книг с Пророка словом дружен,
То лишние они — и этот дом не нужен:
А коль иное в них, то все они вредны,
Как нечестивый плод наветов сатаны —
И этот пышный дом построила гордыня,
Гордыня червяков, что роются в пыли!
Что ж это капище дало сынам земли,
Коль чтимо греками, как некая святыня?
И рабство, и корысть, и пышность, и разврат,
И трусость низкая, и ложь, и вероломство —
Не это ль дал земле, не это ль даст потомству
Кичливой мудрости благоуханный сад?!
Но нет! Я, Божий раб, повелеваю ныне
Все сжечь — и пепел книг развеять по пустыне!»
Так молвил грозный вождь — и гневною рукой
Дружине указал на знанья дом высокий.
Но только произнес он приговор жестокий,
Как вдруг очам его предстал боец седой,
Со знаменем в руках, с Пророка белым стягом, —
Войсками чтимый шейх Джафар-Абу-Халит.
Он доблестью своей давно был знаменит,
Пренебрежением к мирским ничтожным благам,
Любовью к истине и кротостью души.
Виднелися ему порой, в ночной тиши,
Дела грядущих дней из-за туманной дали —
И прозорливцем — ал-уали
И праведным его благоговейно звали.
Пророка самого приверженец и друг,
В Медину вместе он бежал во дни гонений:
Делил его труды, опасности сражений
И сладостных бесед живительный досуг.
При Бедре³Бедр — город в Аравии. видел он, как средь жестокой сечи
Явились ангелы блестящие с небес,
Он видел, как Пророк, — о чудо из чудес! —
Лишь горстию песку врагов прогнал далече.
И в Мекку древнюю с Пророком он вступал
В день воцарения и торжества Корана,
И славу он стяжал и доблестные раны, —
Но почести одной в награду пожелал:
Лишь знаменщиком быть, носителем святыни.
В сраженьи, будто лев, бесстрашнейший боец, —
Незлобив, как дитя, в дни мира был мудрец
И размышленья час любил среди пустыни.
Устами вещими Коран он разъяснял
И все, что Магомет свершил или сказал.
Народ его считал сокровищницей знаний,
Хранителем святых преданий…
 
V

И вот премудрый шейх Джафар-Абу-Халит,
Воздвигнув белый стяг перед Библиотекой,
Владыке грозному бесстрашно говорит:
«Теченье дней твоих пускай Аллах продлит,
В сияньи подвигов, от века и до века!
Приветствую тебя, возлюбленный амир!
Ты блещешь над землей, как яркий луч Востока,
Как роза пышная, царишь в саду Пророка,
Ты — слава избранных, ты праведников мир,
Наперсник, лучший друг великого Омара
И нечестивых кара.
О, выслушай меня! Я старый мугаджир
И в бой за истину, как ты, вступил я рано,
Нещадно поражал противников Корана —
И я в стремлении потворствовать врагу
Быть заподозренным, надеюсь, не могу.
Поверь, в меня таким бессмысленным укором
Не кинет злейший враг! Внемли ж моим мольбам —
И пощади, амир, познанья светлый храм!
Не омрачай ислам печалью и позором,
Науку не гони жестокою рукой!
Она не сатаной дана семье людской.
То говорю не я, — то речи Магомета:
Щедрее всех Господь, источник света!
Он в мысли темные, как яркий луч проник,
Он людям знанья дал и пишущий тростник —
И, как два светоча, так вера и познанье
Сияют над людьми, народам кажут путь,
Как маяки, во мгле земного их скитанья.
И тщетно иногда старается задуть
Их ураган страстей, в порыве злобы дикой —
Хоть искра, да блестит в кромешной тьме великой:
Свет истины неугасим!
И в дни сомнения, коль не путем одним
Порою светочи священные проходят, —
Поверь, их Промысел на время лишь разводит:
Начало им одно, один конец им дан.
Так иногда проток, с рекою разлучаясь,
Стремится снова к ней, тревогой обуян —
И, как с возлюбленной, волнами обнимаясь,
Несется в дальний океан…
Что лучше? Путь реки или русло протока?
Тот путь, где жизнь кипит средь песен и труда,
Где меж садов и нив несутся в даль суда.
Где истины русло? Внемли словам Пророка!
Он говорит: в венце сверкающих лучей
Красуется луна светлее звезд небесных;
Отшельников благих, для Бога и людей,
Дороже тот, кто жизнь в трудах проводит честных
На пользу истины и родины своей.
Кто любит ближнего, в ком светлых знаний много,
Тот славен, как пророк, в том блещет искра Бога!..
Так из семьи племен всех выше тот народ,
Что светочи земли во мгле веков несет
И, путь земной свершив, потомству завещает.
Грядущие года неведомы, темны,
Но взор моей души в их тайну проникает:
И вижу дни, когда умолкнет шум войны!
Как с появлением чарующей весны,
Все жизнью расцветет, польются песен звуки —
И землю озарит сиянием науки
Победоносная дружина мусульман,
Не саблей, не огнем, а разумом воюя, —
И в человечества безбрежный океан
Вольет струю свою живую!..»
И отвечал Амру: «Ты прав, Абу-Халит!
Речь истины самой в устах твоих звучит,
Неотразимою волной мне льется в душу.
Ты прав! И, яростью безумной ослеплен,
Я дом премудрости великий не разрушу!
Пусть гордо высится над бездною времен,
Средь шума бурь земных, твердыней величавой,
Как светлый памятник былой и нашей славы!..»