|
I
И ночь давно, и ночи нет;
Все ждет ее вокруг напрасно.
Прозрачный мрак, померкший свет
Между двух зорь слились неясно.
И сон, и явь. Мертвы слова.
Подобно звездам, мысли смутны.
В бессонных чарах волшебства
Мечты земные бесприютны.
Не ночь — глядит ослепший день,
Подняв загадочно ресницы;
На них преобразилось в тень
Сиянье робкое денницы.
На всем — усталость без борьбы,
Изнеможение без муки.
Не молит сердце у судьбы
Ни слез свиданья, ни разлуки.
И грезит все без сна, без дум,
С полубезумною улыбкой.
Как бред, звучит немолчный шум
Былым обманом и ошибкой.
И в сердце тот же смутный бред
И та ж загадочная нежность…
И ночь давно, и ночи нет,
И ближе счастья безнадежность.
II
Распуститься не смеют ночные цветы,
А дневные — раскрыть лепестки.
Только пьют из тебя, расцветая, мечты
Яд безумья и знойной тоски.
Призрак, белая ночь, я тебя полюбил,
Я тобой упивался без сна,
И пылавшую кровь я в тебя перелил,
Но осталась ты нежно-бледна,
И, как страстный вампир, присосавшись к груди,
Кровь из сердца пила и пила.
Умирая без мук, я шепчу: «Погоди!
О, как ты хороша и светла!
Еще песни моей лебединой не спет
Лихорадочно-бурный конец:
Если в сердце моем капли крови уж нет, —
Еще слезы оставил певец!»
|