Андрей Зарин «Необыкновенные жильцы»
Вторник.
I.
Было 12 часов веселого солнечного дня.
В большой комнате с двумя окнами, украшенными тюлевыми занавесками на золоченых карнизах, за столом, на котором кипел пузатый никелированный самовар, находился кофейник и все принадлежности завтрака, сидели вдова статского советника, Анфиса Кондратьевна Куцовеева, и ее дочь, Софочка.
Комната, в которой они сидели, заключала в себе все лучшее, что осталось от комфортабельной и уютной их жизни при бытности статского советника.
Анфиса Кондратьевна, толстая и пухлая, в розовом капоте, с широким лицом, густо засыпанным пудрой, наливала кофе и с оживлением говорила:
— Все до копеечки! Два раза только кварта была. И это всегда так, тогда Дарья Федоровна усядется рядом! Всегда! Я и так, и этак. Нет, сидит! Есть же такое бесстыдство? А Лелька-Хорек три раза выиграла, подряд! Нет, чтобы честной женщине удача. Все проиграла!.. — и она с яростью поставила кофейник на поднос.
Софочка, девица 28-ми лет с длинным желтым лицом, острым носом и бледными глазами, подняла голову от книги и вяло сказала:
— И охота вам в эту игру играть!
— Я, матушка, не от радости играю! Нам надо концы с концами сводить! Вот, не выиграй я тогда 110 рублей, и квартира была бы не оплачена!
— А вещей на сколько заложено? Ах, оставьте это, мамаша!
— Ты мне не указ… — покраснев, начала Анфиса Кондратьевна, но в это мгновенье раздался резкий звонок, и она сразу смолкла.
Даша пробежала по коридору, открыла дверь; послышались шум шагов, голоса, и Даша вбежала в комнату.
— Господа пришли, комнаты смотреть! — сказала она.
Анфиса Кондратьевна заволновалась, Софочка захлопнула книгу.
— Ты покажи, Софочка, а то я не одета…
— Простите великодушно! Вы позволите? — раздался мягкий, бархатистый баритон, и на пороге комнаты остановился господин в элегантном пальто с блещущим цилиндром в руке, затянутой лайковой перчаткой огненного цвета. Черные бархатные глаза господина ласкали Анфису Кондратьевну и Софочку, сочные красные губы под черными шелковистыми усами вкрадчиво улыбались.
Софочка вспыхнула, Анфиса Кондратьевна растерянно взмахнула руками и сказала:
— Ах, пожалуйста! Сделайте одолжение!
Рядом с господином оказалась изящная, стройная брюнетка в дорогом каракулевом жакете и огромнейшей шляпе, а за нею господин с круглым улыбающимся лицом, широкий, толстый, большой, как слон.
— У вас две комнаты сдаются? — спросил он тонким, пискливым голосом.
— Три! — ответила Анфиса Кондратьевна, — пожалуйте! — и решительно двинулась вперед.
II.
Анфиса Кондратьевна, колыхаясь, как студень на блюде, ввела съемщиков в большую, светлую комнату и проговорила:
— Эта самая большая комната. И обстановка. Зеркало, комод, шкаф, гостиная мебель, стол, письменный стол, стулья… Это ширмы… За ними кровать…
— Великолепно! Все, что нам надо, — сказал изящный брюнет, — тебе нравится, Вася? А? — обратился он к изящной женщине. — Это моя жена, — пояснил он Анфисе Кондратьевне, — Васса Павловна!
— Очень приятно!
— А скажите, — тонким голосом пропищал великан, — эта, вот, дверь, что за комодом, куда она?
— В ту комнату, где мы сидели. С этой стороны комод, а с нашей пианино. Дверь всегда заперта. У нас на ней портреты висят: Моцарт, Бетховен, Чайковский; композиторы!..
— Превосходно! — перебил брюнет, — и цена?
— 45 рублей, и я не торгуюсь. Один рубль прислуге!
— Торговаться? Помилуйте! — воскликнул брюнет, — такая комната! На Гороховой! Сделайте одолжение, примите нас: меня и жену.
— Очень приятно!
У Анфисы Кондратьевны ясно обрисовалась перспектива провести вечер за игрою в лото, и она оживилась.
— Великолепно! Вы говорили, что у вас есть еще комната? — снова пропищал великан.
— Две еще! — ответила Анфиса Кондратьевна, — одна с другой стороны нашей комнаты за 25 рублей, а другая — во двор — за 15.
— Мне тогда за 25! — сказал великан, — я не расстаюсь с ними. Я ее брат, его друг, — пояснил он с улыбкой, которая словно разрезала его лицо надвое.
— Пожалуйте! — пригласила Анфиса Кондратьевна и, колыхаясь, поплыла по коридору к следующей комнате.
— Она в одно окно, но большая. Дверь в нашу комнату мы запрем и закроем трельяжем!
— Великолепно! Я оставляю ее за собою. Вы позволите?
— Ах, мне очень приятно! Вы когда же переедете?.. И потом задаток…
— Если позволите, — сказал, выдвигаясь, брюнет, — мы переедем сегодня же. Так, часам к семи. Что же до задатка, то мы для своего спокойствия уже сразу за месяц заплатим. Такие комнаты — находка! Сегодня 19-ое? Так вот-с, до 19-го марта. Не хлопочи, Федя, я отдам и за тебя. Получите: 25, и 25, 10 и 10! Все 70. Верно? Помилуйте, для чего расписки! Позвольте представиться. Виктор Аркадьевич Стремин, ученый счетовод. Приехал искать место. Жена моя, Васса Павловна Поталова, а это ее брат, Федор Павлович Ворсов, из Курска…
— Очень приятно! — радостно ответила Анфиса Кондратьевна, пожимая всем руки и называя себя, — вы потом познакомитесь с моей дочкой Софочкой, и мы будем жить все согласно и тихо.
— Я подружусь с вашей дочкой! — пылко сказала Васса Павловна и прибавила: — я никого здесь не знаю.
— Она у меня артистическая натура! — ответила Анфиса Кондратьевна, — она будет дорожить вашей дружбой!
— Так мы сегодня! — сказал Стремим, и, еще раз пожав руку Анфисы Кондратьевны, они веселой гурьбой вышли в переднюю.
III.
— Вот, это жильцы, Софочка! — взволнованно и пылко сказала Анфиса Кондратьевна, вплывая в комнату с ассигнациями в руке. — Сразу видно, что благородные. Вы, говорит, извольте получить все сразу, за месяц! Обе комнаты сняли!..
— Он женатый мамаша? — трепещущим голосом спросила Софочка и прижала книгу к высохшей груди.
— Кто, Софочка? Брюнет?
Софочка кивнула.
— С левой стороны, Софочка. Так только. Все равно, что не женат. А тот, холостой. А она такая милая. Мы, говорит, друзьями будем! Это с тобою.
— Никогда! — истерически взвизгнула Софочка и выбежала в спальную.
Там она уткнулась носом в подушку и некоторое время лежала неподвижно.
Потом вдруг вскочила, взяла тетрадку и стала с остервенением твердить:
— Бря, мря, фря, ноздря, дря, пря. На горе Арарате круторогие бараны коров брыкали… бря, мря, фря…
И буква «р» в ее картавом произношении рассыпалась, словно дробь по железному листу…
Она училась на драматических курсах и теперь исправляла произношение.
— Ты что будешь вечером делать, Софочка? — спросила Анфиса Кондратьевна за обедом.
— Сегодня я к Танечке пойду, и мы с ней на ученический спектакль поедем. Вы мне десять рублей дайте.
Анфиса Кондратьевна с тяжелым вздохом вынула ассигнацию и перебросила ее дочери; после этого лицо ее тотчас оживилось, и она дружески заговорила:
— Я, Софочка, сегодня хочу на две карты играть!
— Только не берите всех денег с собою!
— Что ты, что ты! Я только 11 рублей возьму. А на две карты мне удается!.. Знаешь, Софочка, вчера была выдача 92 рубля! А? За 20 копеек! А? — и она взмахнула куриной ногой, которую обгладывала.
После обеда Софочка надела плюшевую кофточку, кокетливую шапочку, закрыла нос синим вуалем и обратилась в стройную, пикантную девушку, за которой любой юнкер пробежит полгорода.
Анфиса Кондратьевна плюхнулась на постель и через минуту стала свистеть, хрипеть и храпеть, представляя собою колыхающуюся массу, не то студня, не то теста на опаре.
Даша сидела на коленях бравого Мистрюка, денщика из соседней квартиры, и, угощая его пивом, говорила:
— Сама-то вдрызг продулась. Нынче на обед не с чем посылать было, и вдруг эти жильцы! Сразу 70 рублей отсыпали…
В это время раздался звонок, и она вскочила.
— Это они приехали! Ты не уходи пока что. Я мигом!..
IV.
Было 11 часов. Анфиса Кондратьевна выспалась, напилась чаю, и Даша снаряжала ее для поездки в клуб. Анфиса Кондратьевна снимала папильотки и расправляла завившиеся волосы, а Даша стягивала и зашнуровывала ей корсет, в то же время говоря без умолку:
— Хорошие господа и богатые, верно! Мне сразу три рубля дали. Чемоданов, корзинок с собой привезли страсть! Чуть не десять. Сейчас это самовар, вино, закуски всякие… Веселые такие! Тот-то, большой, самый шутник. Взял это рубль серебряный, кинул, а его и нет! Ей Богу!
— Веселые! Дай лиф!
Анфиса Кондратьевна надела лиф, пристегнула брошку, надела бронзовую цепь с лорнетом и преобразилась в даму.
Она самодовольно оглядела себя в зеркало, положила в ручной сак платок с портмоне и величественно выплыла в переднюю.
Среда.
I.
Утро у Куцовеевых начиналось очень поздно.
Анфиса Кондратьевна возвращалась из клуба только на рассвете и просыпалась не раньше 12 часов. Софочка вставала тоже поздно…
Анфиса Кондратьевна была весела и игрива, как тюлень на солнце.
— 86 рублей! — радостно восклицала она, — я хотела разбудить тебя, но ты так сладко спала. Теперь отдам все долги, Даше все заплачу и тебе 25 рублей! Эти жильцы принесли нам счастье. Что они, Даша?
— Встали и ушли. В 10 часов встали. Чай вместе пили, а там и ушли.
В это мгновение раздался звонок.
Даша пошла отворять.
— Здесь сдается комната? — послышался голос.
— Видишь, какие счастливые! — сказала Анфиса Кондратьевна и поспешно поплыла в коридор.
Перед нею стоял невысокого роста полный господин с вытаращенными глазами и красным, мясистым, нагладко выбритым лицом.
— Вот комната! — сказала Анфиса Кондратьевна, открывая дверь, — для одинокого. Справа кухня, а слева моя с дочерью спальня. 15 рублей, прислуга отдельно.
— Я беру, — тотчас ответил господин, тараща глаза на Анфису Кондратьевну, — только я сегодня же и перееду. Можно?
— Сделайте одолжение!
— Значит, 15 рублей? Сегодня 20-ое. Вы позволите, я уже сразу уплачу до 20-го марта. Вот, получите! Так я сегодня же!..
Толстяк ушел, а Анфиса Кондратьевна сияющая вернулась к Софочке.
— Ну, не счастье ли нам? И этот сразу все деньги отдал!
— Красивый?
— Фи! Как помидор; красный, красный, и голос сипит. Я даже не спросила, кто он?
II.
Софочка еще не вернулась с курсов, когда приехал новый жилец.
— Яков Кузьмич Шмыгра, — отрекомендовался он Анфисе Кондратьевне и сейчас же стал ее расспрашивать, краснея и тараща глаза:
— Одни жить изволите? А, с дочкою! Большая уже? Еще комнаты сдаете? А, справа и слева! В два окна и в одно. На улицу. Давно переехали? Вчера. Ха-ха-ха! Ну, пойду устраиваться. — И он, повертев головою, выкатился неслышно, как резиновый шар, оставив в изумлении Анфису Кондратьевну.
— И еще жилец, хозяюшка! — услышала она тонкий голос и с новым изумлением увидела подле себя жильца- великана.
При виде его она почувствовала успокоение и, кивая головой в папильотках, ответила:
— Новый. Шмыгра по фамилии. И престранный такой.
— Обо всем расспрашивал?
— Да!
Великан наклонился к уху Анфисы Кондратьевны и тихо сказал:
— Я думаю, это подосланный от мужа Вассы. Она бросила его ради Виктора. Я позволил; а муж ревнив…
Анфиса Кондратьевна сокрушенно покачала головою, а жилец-великан неслышно исчез, словно растаял в воздухе.
— Знаешь, что случилось, — шепотом сказала Анфиса Кондратьевна, когда вернулась Софочка, — новый-то жилец… — и она передала предположения Ворсова.
На раздавшийся звонок Даша пробежала открыть дверь.
— Никого не было? Федор Павлович вернулся? — послышался бархатный голос Стремина, и он, а за ним стройная Васса, прошли по коридору.
Дверь в комнату нового жильца слегка приотворилась, и лоснящееся, красное, как кумач, лицо выглянуло из нее.
— Видишь, видишь, — прошептала Анфиса Кондратьевна.
— Да! Это очень интересно, мамаша!
III.
Анфиса Кондратьевна проиграла 25 рублей и возвращалась домой в четвертом часу утра усталая и раздраженная.
Подходя к дому, она вздрогнула и даже шатнулась от испуга.
— Простите великодушно, испугал по внезапности!
Перед ней стоял Шмыгра. В шляпе котелком, в толстом пальто с поясом, с красным, выбритым лицом, он походил на откормленного ксендза.
— Прошу извинения! — повторил он, — а я подходил к дому и смотрел, неужели ваши жильцы еще не спят?
Анфиса Кондратьевна подняла голову, взглянула на окна и резко ответила, звоня к швейцару:
— Все спят!
— Отчего же в этих двух окнах свет? — продолжал Шмыгра.
— Это не наши. Это склад магазина Гаврилова. Внизу, видите, он торгует в розницу, а наверху склад.
— Так! А я-то смешал!
— Нет! Рядом два окна моих жильцов, потом два окна наша комната, потом окно другого жильца, и везде темно. Только вы не спите!
Швейцар открыл дверь, и они поднимались по лестнице.
— Я и вы! — сказал Шмыгра, — проигрались, ваше превосходительство! И я тоже.
Генеральский чин польстил Анфисе Кондратьевне.
— Так не шло, так не шло! — сказала она, — надо было 36. Сразу кварта вышла. Так нет! 32, 34, 35, 37, 39, а 36 нет и нет! На зло.
Она отворила дверь своим ключом и сказала:
— Черкните спичку!
Шмыгра черкнул и вошел следом за нею в темную переднюю.
— А я вам скажу, как выигрывать! — проговорил он.
— Как? — быстро спросила Анфиса Кондратьевна.
— Берите карту, на которой есть 90 и единица, 66, 16 и 32. Всегда выигрывает! Спокойной ночи!
Шмыгра скрылся за своей дверью, а Анфиса Кондратьевна несколько мгновений постояла недвижно, потом с яростью плюнула и пробормотала:
— Шут этакий, еще смеется!
Четверг.
I.
Первым ушел из квартиры Ворсов. Шмыгра выскочил почти вслед за ним. Спустя полчаса вышли и Стремин с Вассой, притиснув дверь, отчего она бесшумно заперлась на французский замок.
Полчаса спустя раздался звонок, и вернулся Шмыгра.
Он вошел в свою комнату, с таинственным видом поманил к себе Дашу, сбросил с себя пальто, шляпу и тихо спросил ее:
— Ушли?
— Кто ушли? — спросила Даша.
— А соседи? Тот, те! — показал он направо и налево.
— Ушли! — отвечала Даша, — тот раньше, а те после вас.
— У них никого не бывает, душечка? А? Вот, тебе три рубля. У тебя здесь на кухне гусар сидит. Угости его. Хе-хе-хе! Так никого? А сами часто уходят? А? Мне, моя милая, любопытно. Да! Я, моя милая, за барынькой этой… того… хе-хе… — Шмыгра налился кровью, как кровяная колбаса, и игриво ткнул Дашу под бок.
— Ничего я про них, барин, не знаю, отвечала она, — а пройтить к ним никак нельзя. Они вчера себе на дверь хранцузский замок навинтили.
— Ревнивый! Хе-хе-хе! Ну, иди, Даша. Постой! Купи мне закусить колбаски. Знаешь, охотничья? Только купи у Красного моста. Да, да! Иди, милая.
Даша взяла деньги и вышла.
Через минуту Шмыгра выскользнул из двери и, крадучись, прошел в большую комнату. Здесь он подошел к пианино, отодвинул в сторону портрет Моцарта, и вынув коловорот, стал быстро и бесшумно провертывать в дверной доске дыру.
— Уф! Ha сегодня довольно, — пробурчал Шмыгра, вытаскивая коловорот. Он повесил опять аккуратно Моцарта, закрыл им дыру и тихо двинулся к себе.
— Ах, как вы меня испугали! — взвизгнула Софочка, которая входила в комнату, вполголоса твердя: «бря, мря, фря, зря, пря»… и никак не ожидая встретить Шмыгру.
— Виноват, Бога ради! — смущенно заговорил Шмыгра, прижимая руку с коволоротом к груди, — с добрым утром, очаровательная Софья Антоновна! Вашу ручку!
Софочка смягчилась при слове «очаровательная» и протянула сухую руку. Он с чувством поцеловал ее.
— Прелестница, — пробормотал он, — сколько очарования!
— А вы так злой и гадкий! — подхватила Софочка, грациозно встряхивая своей длинной головой, — зачем вы их преследуете? Фи!
Шмыгра в изумлении отступил.
— От-откуда вы знаете? — проговорил он с запинкой.
— Я все знаю! — и Софочка кокетливо погрозилась пальцем, — и я знаю, что вы злой. Да, да!
— Вы их знаете?
— Понятно. Особенно Ворсова, ее брата…
— Брата?..
— Ну, да, брата! Чего вы словно подавились, таращитесь? Стыдно, да? Мама, я стыжу господина Шмыгру! — крикнула Софочка, увидя вплывающую мать.
— И стыди! Я вчера проигралась в пух, а он смеяться выдумал. Возьмите карту, чтобы и 90, и 66, и 1, и 16, и 32! Как же я найду ее? А?
Шмыгра оправился от изумления и, галантно шаркая, сказал:
— Попадается. И кому попалась, тот выиграл! Приятного утра!.. — и он выскользнул из комнаты.
— Совсем шут! — с презреньем сказала Анфиса Кондратьевна.
II.
Даша захлопоталась. У Стремина и Вассы были гости, и Даша подавала самовар, готовила закуску, подавала, убирала и всячески услуживала хорошим господам.
Анфиса Кондратьевна уже уехала в клуб, Софочка ушла в гости, и только Шмыгра беспокойно вертелся в коридоре, каждый раз стараясь заглянуть в дверь, когда проходила Даша.
— И что вам надо тут? — окрикивала его Даша, — шли бы к себе.
— Я так… спать не хочется… но, наконец, он ушел. Только когда Васса и Стремин провожали гостей, он высунул голову из двери и, видимо, старался уловить нить разговора…
Гости ушли, Васса и Стремив вернулись в свою комнату, Ворсов прошел к себе, Даша сидела в кухне.
Шмыгра выждал несколько минут, приоткрыл дверь и тихо прокрался в большую комнату. Свет электрического фонаря падал в окна и светил, как лампа.
Шмыгра неслышно скользнул к пианино, отодвинул портрет Моцарта и прильнул глазом к проверченной им дыре.
В то же мгновенье он почувствовал на плече тяжелую руку и услышал тоненький голос.
— Кой черт вы, мой друг, тут делаете? Неужели хотите подглядеть мою сестру в неглиже? Ай-ай-ай!
Шмыгра опустился под тяжестью давившей на его плечо руки и растерянно забормотал:
— Я собственно… мне послышалось…
— Глупости, — говорил Ворсов, неудержимо увлекая Шмыгру к его комнате, — галлюцинации, прилив крови, сластолюбие павиана. Ну, идите к себе! Дурак, — прибавил он уже совершенно серьезным тоном, — неужели ты думал, что она не заметит огромной дыры посреди двери? Что я не замечу, он не заметит!.. Спи!
Он толкнул Шмыгру в комнату и ушел. Шмыгра некоторое время стоял с неподвижностью истукана, потом пустым мешком плюхнулся на постель…
Пятница.
I.
Софочка ушла из дома совсем рано. Анфиса Кондратьевна одна пила свой кофе.
В квартире было тихо. Мысль о новом вчерашнем проигрыше угнетала ее, как укор совести. Даже во рту было горько.
Вдруг она вздрогнула и подняла голову, но при виде Ворсова лицо ее прояснилось.
— А, это вы, Федор Павлович, — сказала она, — а я думала, Шмыгра; он тоже подходит неслышно.
— Я-с, достопочтенная Анфиса Кондратьевна. Почему вы сегодня такая грустная?
— Ах, и не говорите, — махнула рукой Анфиса Кондратьевна, — не хотите ли кофейку?
— Очень благодарен. Так что же?
Анфиса Кондратьевна подала ему чашку кофе.
— Что? — сказала она, — проигрываю все. Второй день проигрываю. В понедельник 25 рублей проиграла, вчера 20. Совсем не везет!
— Фуй! — усмехнулся Ворсов, и улыбка перерезала лицо его надвое, — пустяки! А сегодня выиграете. Вот вам от меня рубль на счастье, и сегодня вы сто рублей сорвете!
Анфиса Кондратьевна взяла рубль и сразу ожила.
— Я сегодня и ехать не хотела, а теперь поеду!
— И выиграете! Вот что, уважаемая, — заговорил он совсем другим тоном, — Шмыгра ваш несомненно следит за моей Вассой, как я и думал. Да-с, следит неустанно. Для нас нет сомнения, что он подослан мужем. Знаете, для накрытия с поличным.
Анфиса Кондратьевна встряхнула папильотками.
— Так мы теперь так придумали. Я на время с ним жить буду, а она в моей комнате. Понимаете?
Анфиса Кондратьевна усиленно закивала.
— Вас не стеснит это?
— Помилуйте! Мне совсем все равно! Ворсов встал и дружески пожал ей руку.
— Ну, пойду, успокою!..
II.
Совершенно подавленный, Шмыгра проснулся, как в тумане, автоматически напился чаю и дальше не знал, что ему делать. Все его хитрые планы перевернулись сразу.
Мимо его двери прошел Стремин, говоря с кем-то своим бархатным голосом, потом прошел Ворсов.
Шмыгра собрался с духом и осторожно высунулся из двери, когда увидел Вассу.
Она шла в переднюю, одетая для прогулки, и вдруг, проходя мимо Шмыгры, на мгновенье остановилась.
— Я вам все расскажу. Всех выдам, — услышал он тихий голос, и Васса прошла мимо.
Шмыгра с силою бегемота втянул в себя воздух и словно очнулся.
Он захлопнул дверь, выкинул грациозный прыжок и радостно потер себе руки.
Суббота.
I.
— У тебя есть 5 рублей в лавку послать? — спросила Анфиса Кондратьевна у Софочки, едва проснулась.
— Откуда? — ответила она, застегивая корсет. — Пять за букву «р» дала, пять за «л», три рубля красильная, шляпку поправила. И все! Или проиграли?
— До копейки! — Анфиса Кондратьевна даже приподнялась в постели, — ни разу! А тут еще Ликоподиев пристал, дай ему в долю на карты. 5 рублей дала. Наверное, прикарманил, а говорит — проиграл! Ну, — философски окончила она, — Даша без денег обед сделает, — и она спустила короткие и толстые, как обрубки, ноги с постели.
Но едва она встала, закрутила волосы в папильотки и накинула капот, как мысль, на какие деньги ей играть сегодня, сверлом вошла в ее голову и совершенно испортила настроение духа.
Софочка ушла, жильцы, как нарочно, еще спали, и только Шмыгра вел себя как-то особенно, беспокойно. Брошенные ему Вассой слова открывали такие горизонты, что у него голова кружилась, и в то же время ему все казалось, не ослышался ли он.
Поймать бы ее и спросить толком, а она, словно нарочно, ушла с самого утра, а там вернется, и подле нее эти два хахаля… и Шмыгра с сокрушением вздыхал, словно паровоз.
Время тянулось томительно медленно: день был пасмурный, серый и скучный.
— Люди обедать, а мы проснулись только! — услышала Анфиса Кондратьевна голос и, подняв голову от пасьянса, увидела Ворсова.
— Ах, это вы! — сказала она, смешивая карты, и прибавила, — не помог мне ваш рубль!
— Да неужели? — сочувственно воскликнул Ворсов, — сегодня идите!
Анфиса Кондратьевна сокрушенно замотала головой.
— Не на что. Стыдно сказать, Федор Павлович, все до копеечки! Вот как!
— И вы дома сегодня?
— А что же я сделаю?
— Ай, ай, ай, — и Ворсов сложил свои огромные, пухлые ладони, — да разве возможно это? Сегодня вы должны выиграть! Позвольте… — он слегка запнулся, — если вас не обидит, в счет следующего месяца. А? Десять рублей?
Лицо Анфисы Кондратьевны покраснело даже сквозь слой пудры.
— О, как вы обязательны…
— Помилуйте, такой пустяк!
— Я сегодня, наверное, выиграю, —
с убеждением сказала Анфиса Кондратьевна, пряча деньги в карман. Раздался звонок, и вернулась Васса. Шмыгра стремглав выскочил ей навстречу, но она, словно не заметя его, прошла мимо.
В то же мгновение Шмыгра услыхал совершенно ясно:
— Не ведите себя таким дураком. Сегодня вечером все!
Шмыгра тотчас юркнул в свою комнату и замер, как крот в норе.
II.
Анфиса Кондратьевна спала крепчайшим сном. Софочка ушла на любительский спектакль. Стремив и Ворсов с шумом прошли по коридору и, уходя, крикнули Вассе:
— Не жди нас! Чай одна пей!
Даша угощала на кухне Мистрюка, и в квартире стояла полная тишина, когда Шмыгра услышал легкий стук в дверь своей комнаты и на ее пороге увидел Вассу.
В черном платье, словно обливающем ее стройную фигуру, с бледным лицом, на котором ярко горели черные глаза, Васса была прекрасна.
Шмыгра метнулся к ней, но она остановила его движением руки и, притворив дверь, осторожно подошла к нему.
— Вы должны спасти меня! — сказала она ему взволнованным шепотом, пугливо осматриваясь, — я вам их выдам, но меня спасите!
— Непременно! — тараща глаза и краснея, как вода от клюквы, пробормотал Шмыгра, — прежде всего!
— Я ничем, ничем не виновата, — снова заговорила Васса, — я была певицей, хористкой у Омона, и увлеклась этим…
— Васькой, — окончил за нее Шмыгра, потирая руки.
— Вы знаете? — удивилась Васса и продолжала: — я поехала с ним, и по дороге пристал этот…
— Петька-медведь, — подсказал Шмыгра.
Васса опустилась на стул и закрыла лицо руками.
— Они велели назваться его сестрой, и мы приехали. Я еще ничего не знала. И вдруг они уходят и приносят вещи. Каждый раз дорогие вещи. И теперь они ушли… на охоту. Пойдемте! — она быстро встала и схватила за руку Шмыгру; — их теперь нет. Я вам отдам все накраденное. Только спасите меня!
У Шмыгры тотчас созрел план.
— Когда они вернутся?
— В 11, в 12!
— Отлично! — хрипло засмеялся он, — мы им устроим засаду! Теперь идемте!
Он взял ее за руку, и они тихо двинулись по коридору.
— У вас есть ключ? — спросил шепотом Шмыгра, останавливаясь подле двери.
— Есть!
Ее дрожащая рука не могла сразу найти замок, и ключ царапал по двери. Наконец, она воткнула его, приоткрыла дверь и осторожно ввела в темную комнату Шмыгру.
— Постойте здесь и черкните спичку. Я сейчас возьму свечу! — тихо сказала она, закрывая дверь…
III.
Анфиса Кондратьевна собиралась в клуб, а Даша стояла в дверях и говорила:
— В сурьез рассорившись. Это они ушли и, совсем, совсем сейчас, назад через кухню вернулись. Мы, говорит, после пойдем. Потом самовар спросили и с барыней чай пили. А там она ушла, и теперь сама по себе, а они там.
— Это они от Шмыгры.
— Я и сама так думала, а только этот Шмыгра ушел. Я ему хотела самовар давать, а его нет. И пальто нет, и шапки, и калош. Ушел, а они врозь!..
— Ну, это их дело! Давай кофту! Что-то сегодня будет? — и Анфиса Кондратьевна перекрестилась.
IV.
Софочка вернулась со скучного ученического спектакля и, едва вошла в прихожую, как к ней выбежала Васса и, схватив ее за руки, втащила к себе.
— Душечка, родная, Софочка! — заговорила она порывисто, — вы не очень устали? Нет! Вы любите немножко Вассочку? Да! Так сделайте мне одолжение, проведемте вместе этот вечер. А? Знаете что? Мы возьмем с вами, да в тот клуб, где Анфиса Кондратьевна, и проедем! А? Вот хорошо-то! Хорошо? Хорошо? — и она, смеясь, завертела Софочку.
Софочка слабо сопротивлялась.
Желание разнообразить монотонность жизни победило даже ее усталость, и она засмеялась.
— От вас не отделаешься. Только удобно ли нам одним?
— Глупости! Мы под крыло мамаши, а там за нами Виктор приедет! Ну, едем!
Она вмиг оделась и выбежала в коридор.
— Виктор! Федя! Мы едем в клуб играть в лото!
— Желаю проиграться! — ответил шутливо Ворсов.
— Фи, невежа! Виктор, приезжай за нами!
— Отлично! — раздался бархатный голос Стремина.
— Едем! То-то мамаша изумится! — воскликнула Васса, увлекая Софочку.
Софочка весело засмеялась, и они выбежали на лестницу, хлопнув дверью.
— Вот разыгрались-то! — с улыбкой сказала Даша и побежала на кухню, где уже сидел Мистрюк, вытянув длинные ноги через всю кухню.
V.
Софочка в первый раз очутилась в клубе, и ее поразили и громадный зал, и яркое освещение, и множество народу, и самая игра со своей торжественностью.
Она села с Вассой к столу и взяла карту. Недалеко от них сидел флотский офицер и, пощипывая усы, следил больше за ними, чем за нумерами.
Софочка волновалась, и Васса шептала ей:
— Какая вы душка!
И ко всему выиграла Софочка.
— Только бы 28, — шепнула она Вассе, и только шепнула, как у колеса выкрикнули:
— Двадцать восемь!
— Есть! Кончила! — закричала Софочка и окинула всех взглядом победительницы.
— Новичкам всегда удача, — сказала Васса.
Софочке принесли на тарелке 64 рубля и игра началась снова.
— Софа, ты? Васса Павловна! Вот сюрприз! — и подле них, красная, как пион, плюхнулась Анфиса Кондратьевна.
— Это я соблазнила дочку вашу, — сказала Васса. — И она уже выиграла!
— Выиграла? Ты выиграла, Софочка, и не говоришь матери! Много? И грудь Анфисы Кондратьевны заходила волною.
— 64.
— 64! Господи! А я так все проиграла. Ну, давай мне половину!
Софочка дала ей 10 рублей и решительно сказала:
— Больше не дам!
— Злючка, — ответила ей мать и закричала пробегавшему с картами мальчику: — Сеня, дай мне две штучки!
Игра сменялась игрой. Софочка больше не выигрывала, и ей становилось скучно!
— Ну, как ваши финансы? — раздался подле них бархатный голос, и Софочка увидела Стремина.
Васса тотчас вскочила, отбросив карту:
— Скучно! Веди нас ужинать!
— И уже самое время, — сказал с улыбкою Стремин, — четвертый час!
Он провел их в столовую, занял столик, заказал ужин с вином и заговорил:
— Мы, собственно, уговорились с Вассой провести с вами время в благодарность за ваше внимание к нам. Собирался и Федя, но устал и заснул.
— Очень приятно. Вы нам совсем, как родные, — сказала Анфиса Кондратьевна.
— Я Софочку полюбила, как сестру! — с чувством произнесла Васса.
После ужина Стремин разлил шампанское и сказал:
— Пожелаем же, чтобы Васса скорее к нам вернулась!
— Как, вы едете? — воскликнула Софочка.
— Вы едете? — повторила ее мать. Васса вздохнула.
— Я боюсь этого Шмыгру. Он может причинить мне столько неприятностей! Но я ненадолго. Он с Федей остается у вас и, как Шмыгра уедет, сейчас же пришлет мне телеграмму. Иначе нельзя. Я сегодня и билет взяла!
— Противный Шмыгра! — сказала Софочка…
Было уже светло, когда они вернулись домой.
— Я уж с вами теперь прощусь, — сказала Васса в прихожей, — я еду в 10 часов.
— Ну, Господь с вами! — с чувством сказала Анфиса Кондратьевна. Софочка бросилась Вассе на грудь и искренно заплакала.
— Приезжайте скорее!
— Я сама заскучаю без вас! — ответила Васса…
— Великолепные люди! — сказала Анфиса Кондратьевна, сбрасывая корсет и юбки.
— Я ее, как сестру, полюбила, — сказала Софочка, — и все этот противный Шмыгра!
— Так бы и выгнала его в три шеи! — закончила Анфиса Кондратьевна.
Воскресенье.
Едва Софочка и Анфиса Кондратьевна проснулись, как Даша вошла к ним и быстро заговорила:
— Барыня, Васса Павловна уехала! Господа ее провожать поехали, комнаты за собой оставили, обе! К вечеру, сказали, чтобы самовар был! В малую комнату наказали, а большую заперли! Четыре чемодана с барыней увезли. Хорошие господа! Мне три рубля барыня дала, а вам письмо и ящики.
— Где же письмо? — взволновалась Анфиса Кондратьевна, — давай сюда!
Даша скрылась и через минуту вошла, внеся два ящика и плоский футляр.
В одном из них лежала дюжина эмалированных ложек, в другом серебряный столовый прибор, а в футляре золоченый браслет цепью.
— Прелесть! Роскошь! — воскликнула мать. — Постой, Софочка, что она пишет. Слушай! «Дорогие Анфиса Кондратьевна и Софочка, мне так хочется, чтобы вы меня не забыли, что я беру на себя смелость оставить вам эти безделки. Вам, уважаемая Анфиса Кондратьевна, чайные ложки; вам, Софочка, этот прибор, а Даше передайте от меня браслет. Целую вас, любящая вас Васса». А, Софочка? Это прямо сказка! А? — и Анфиса Кондратьевна даже села на постели.
— И меня вспомнила! — воскликнула Даша, — вот барыня-золото!
— Такие люди, мамаша, на редкость! сказала Софочка.
— А где Шмыгра этот? Видал?
Даша махнула рукой.
— Нет! И ночевать не вернулся, и посейчас нету его!
— Вот нос-то ему! — сказала Анфиса Кондратьевна, и все трое засмеялись…
Понедельник.
Анфиса Кондратьевна спала и видела сон, что у нее уже кварта, и не хватает только шести.
— Шесть! — раздался голос.
— Выиграла! Я выиграла! — закричала неистово Анфиса Кондратьевна и проснулась.
За дверями кто-то громко повторил:
— Здесь!
Даша вбежала в комнату и закричала:
— Барыня, вставайте! Дворник, полиция! Говорят, воры! Вставайте, барыня!
Анфиса Кондратьевна кубарем скатилась с постели, накинула на себя капот, закрутила жгутом тощую косицу и поспешно выплыла в коридор.
То, что она увидела, заставило ее побледнеть и затрястись, как студень. Коридор и большая комната были полны народом. Топтались дворники, городовые, околоточные; гоголем ходил пристав; пристяжной извивался полицейский офицер, и между ними тревожно метался полный, лысый господин с рыжей бородою и красным носом.
Увидев выплывшую Анфису Кондратьевну, все, словно по уговору, бросились на нее.
— У вас сдавались комнаты?
— Где ваши жильцы?
— Кто жил в этой комнате?
— Где ключ от этой комнаты? — посыпались на нее вопросы.
Анфиса Кондратьевна хлопала глазами, вертела головой и, наконец, подняла руки кверху.
На нее наскочил сам пристав и снова осыпал ее вопросами:
— Имя, отчество, фамилия, звание, на какие средства живете? Ключ от комнаты?
— Не пойму! Ничего не пойму! — захныкала она, — да что случилось-то?
— Что случилось? — заревел, подскакивая к ней, толстяк с рыжей бородой, — случилось то, что мой магазин разгромили! Да-с! Из вашей квартиры пролом сделали! На 40 тысяч товара украли! Кто тут жил? Где ключ?
— Ломайте дверь! — закричал полицейский офицер.
— Зачем ломать! — крикнула Даша, — коли отсюда тоже войти можно!
— А ключ?
— Ключ у нас!
Даша принесла ключ.
Дворники и городовые мигом отодвинули пианино.
Замок щелкнул два раза, помощник пристава толкнул дверь, но она только стукнула.
— Там комод стоит, — сказала снова Даша.
— Понапри, ребята! — приказал пристав. Один из дворников легко отодвинул комод и распахнул дверь.
— Не вались! Стойте там! — закричал пристав, переступая порог комнаты, — господин Гаврилов, пожалуйте! Понятых сюда! И вы, сударыня!
Анфиса Кондратьевна двигалась, как автомат; видела и слышала, как во сне.
Посреди комнаты стояли чемодан и плетеные корзинки.
Пристав приподнял крышку одной корзинки и засмеялся.
— Вот так багаж
— Это они из стены! — проговорил Гаврилов.
Корзинки оказались полны кирпичами и отбитой штукатуркой.
Пристав отодвинул ширму, загораживающую кровать, и в тот же миг раздался возглас Даши:
— Упокойник!
Все на миг отшатнулись. На кровати, туго скрученное полотенцами и ремнями, лежало чье-то тело. Были видны брюки и сапоги, все же остальное было прикрыто одеялом.
Пристав первый приблизился и смело сдернул одеяло.
— Шмыгра! — снова закричала Даша, — наш жилец Шмыгра!
Он представлял недвижный труп.
Огненно-красное лицо его было почти закрыто широким аспиратором, надетым на рот.
— Развязать! Обрызгать водой! — распорядился пристав.
Несколько рук моментально развязали ремни и полотенца, сняли аспиратор, посадили несчастного Шмыгру и расстегнули ему ворот сорочки.
— К окну его! Раскройте форточку, — командовал пристав, в то же время отодвигая умывальник, — вот!..
В стене на высоту полутора аршин и шириною в 2 аршина был сделан пролом в соседний с комнатой склад серебряных и золотых вещей магазина Гаврилова.
— А-г-г-г-г-гы… — раздался хриплый голос.
Все оглянулись и увидели очнувшегося Шмыгру. Он стоял, сжимая кулаки, пуча глаза и силясь что-то сказать.
Присутствующим казалось, что он лопнет с натуги.
Наконец, он оправился и захрипел:
— При мне! Все при мне! Связали… положили… рот заткнули… чай пили, вино пили…
Шмыгра втянул воздух, как пьяница рюмку водки и опять забормотал, тараща глаза:
— Та подлая по лицу рукой провела… за нос дернула… ушла… они и начали… стену сразу… раньше работали… потом носили… четыре чемодана и сумку… на выбор… я знал… Васька-долото… Петька-медведь… Варшава… следил… и вот… — Он с отчаянием схватился за голову и плюхнулся в кресло.
— Господи! — вдруг закричала Анфиса Кондратьевна. — А они нам сувениры поднесли!
— Где-с, какие? — подскочил Гаврилов.
— Даша, принеси!
Даша быстро принесла коробки, и Гаврилов жадно схватил их.
— Так-с! Отлично! — злобно смеясь, закричал он, — из моего склада подарки делают! А! Прошу обратить внимание!..
— Господа, прошу теперь очистить комнату до прибытия следственных властей! — закричал пристав.
Следующие дни.
О приезде мошенников из Варшавы в Петербург было заранее извещено, и Шмыгра был командирован следить за ними, но в результате попался сам.
Начальник назвал его дураком и прогнал со службы.
На следующий после раскрытия грабежа день Гаврилов явился к Анфисе Кондратьевне и предложил ей сдать ему роковую комнату.
— 40 рублей платить буду, и деньги извольте получить за месяц, — сказал он, — потому мне так спокойнее, будет. Я здесь своего артельщика поселю!
— Сделайте одолжение, — согласилась Анфиса Кондратьевна и в тот же вечер поехала играть в лото вместе с Софочкой.
— А что ни говори, — сказала она Софочке, идя по клубным залам, — эти люди принесли нам счастье! Одно то, что за комнаты я получила 86 рублей! А?
Софочка кивнула головой и сказала:
— И потом они такие симпатичные.
— И какие ловкачи! Знаешь, Софочка, мне было бы жалко, если бы их поймали.
— Не поймают. Где им, Шмыграм! — презрительно сказала Софочка и оказалась права.
Часть вещей, похищенных у Гаврилова, была разыскана по разным ломбардам больших городов, но сами грабители исчезли без следа.
Впрочем — не совсем.
Две недели спустя подобный разгром произошел в Москве, где ограбили меховой магазин; затем, — в Одессе и Киеве — и полиция с самодовольным видом и сознанием своей проницательности говорила:
— Мы знаем, чьих рук это дело!
И до сих пор они остаются со своим знаньем, ловкие мазурики — с выручкой от награбленного, а несчастные владельцы магазинов — с носом. Каждому — свое!