|
Константину Михайловичу Фофанову
Я видел сон, что был я чернокнижник —
Таинственных судеб таинственный сподвижник, —
Что в книгах бытия не находил страниц,
Перед которыми так часто падал ниц
Мой разум наяву, и даже — в дни бессилья,
Фантазия моя, ты опускала крылья!..
Хоть ярче ярких звезд блестит огонь ума,
Но день и ночь стояла полутьма
Передо мной; и день, и ночь горела
Лампада тусклая, роняя свет несмело
На кости черепов, на груды старых книг,
На келью — где я жил, где мудрость я постиг!..
И здесь — далёк от всех волнений жизни знойных,
Не ведая страстей больных и беспокойных,
С отвагой властною, всегда — лицом к лицу —
Я мыслью подходил к Началу и Концу
Всего незримого очам ума земного,
Во мрак неведенья бросая искры слова…
А за окном — шумел дремучий лес;
Над кельей чернокнижника навес
Склоняли два седых гиганта-кедра,
И — как свой блеск ни разливало щедро
Светило дня, — единый луч давно
Не пролетал стрелой в мое окно…
«Что солнце мне!.. Не любят солнца змеи,
Но и они слывут под солнцем всех мудрее…» —
Так думал я… И мне тот дивный свет,
Какого на земле и не было, и нет,
Сиял от книг, во мраке пожелтелых, —
От черепов, во тьме окаменелых…
И шли в дремучий лес, и шли ко мне, и шли
Безумцы бедные мятущейся земли;
Всем озаряла путь очей моих услада —
Подруга мудрости, заветная лампада;
И каждый мой ответ, пророческий ответ,
Всем повторял, что тайн для сильных духом — нет!..
Неслись года, века — гонимые борьбою;
А я — всё жил, всё жил, гордясь своей судьбою,
Рабом своей судьбы… Однажды в темный лес,
К окну — свидетелю разгаданных чудес,
Пришли два беглеца, неся из мест родимых
Два сердца любящих и две души любимых…
Он — молод был; прекрасна так она…
И вот, с моих очей упала пелена;
И сердце мертвое вдруг ожило от боли,
Проснулось от тоски по лучшей, новой доле…
Но смех услышал я: «Мудрейший! Никуда
С тобой нам не уйти из кельи никогда!..»
Тот смех — был смех судьбы… И в первый раз безумно
Изведать захотел я воли неразумной;
Я захотел бежать, бежать куда-нибудь,
Где только бы я мог свободнее вздохнуть…
И был я рад отдать свой дар проникновенья
За счастье — быть в толпе, за все ее мученья!..
Но я уйти не мог… И новая толпа
Опять ко мне в окно стучалася — слепа
Неведеньем своим, сомненьями томима;
За этою — прошла еще другая мимо;
И каждый мой ответ — гирлянда вещих слов —
Казался для меня звеном моих оков…
А келья мудрости была моей тюрьмою…
И знал я, что века мне жить под этой тьмою, —
Что вечность целую мне не расстаться с ней,
Ни разу не видать мне солнечных лучей…
Проклятье мудрости, сковавшей кандалами
Меня с моей судьбой!..
И дни текли за днями;
Шли годы, шли века; и вдруг… Проснулся я…
О, пробуждение!.. О, радость бытия!..
Не чернокнижник я, не старец многодумный…
Я — тот же сын толпы, жизнь любящий безумно,
Страдающий любя… А солнца луч давно
Врывается ко мне в открытое окно!..
|