Дмитрий Голицын «Свечи догорают»
Порецкая заглянула в гостиную, в тот ее конец, где стояла елка и где дети шумели, весело сдирая с праздничного дерева последние бонбоньерки. С минуту полюбовалась она. Ей казалось, что ее дети, Вася и Надя, ярко выделяются среди остальных, милее гораздо. Но и другие прелестны, конечно… Соня и Котя Харламовы, Зося Игнатова, Сережа Винтер…
— Дети, идите чай пить, — сказала она.
На один миг шум пресекся, но снова затем замурлыкала детская радость. Вася вытащил из большой хлопушки поварской костюм и, по шестилетнему гордый, поваром себя воображал. Надя хохотала, Соня прыгала, а Котя с Зосей хлопотливо показывали Сереже, как нужно надевать саблю.
— Довольно, к чаю, скорей! — скомандовала Порецкая. — Ваши мамы ждут и зовут вас в столовую.
Не сразу, один за другим, дети ушли в столовую, подгоняемые хозяйкою.
Тихо стало в гостиной. На елке свечи догорали, обжигая хвойные иглы с резким треском. В воздухе пахло приятною гарью.
В углу, в кресле, глубоко в кресле, сидел старик Порецкий, свекор хозяйки дома. Вошел он в эту комнату тогда, когда в ней было весело, когда дети кричали и прыгали, подарки получая… Свежие волны проходили у него по душе, радостью ласкали, словно молодили, вызывали хорошие слезы к глазам.
Ушли все, забыли о нем. Он остался один.
Свечи догорали… Темнело, постепенно. Неясное томящее чувство овладевало им.
«Отчего? — подумал он. — Потому что я один? Нет. Привык я к одиночеству. Стариков часто оставляют одних, охотно в углах забывают… Оттого, что дети резвились, и вспомнилось невозвратное детство? Полно… Такие мысли притупились уже об душу, слишком хорошо знакомы, выдохлись».
Нет, этот запах, хвойный, напоминает что-то, за сердце хватает… В этом запахе есть что-то знакомое, дразнящее больно.
Что? Свои, прежние елки вспоминаются? Нет… В глубокую даль отошли они, разроднились с ним, в душе его безмолвны… Дыханье сосновых лесов на память пришло, тех лесов, где, в душистой тени, впервые в нем зародилась любовь, впервые поцелуй познался? Вовсе нет… Отошли те чувства, об которые зажигаются подобные воспоминания, поблекли и, бесцветные, не тревожат.
Что же в таком запахе, что же в нем близкого, болезненно-знакомого, родного почти?
Старик по-детски задумался, брови сдвинул. Его сморщенное лицо застыло.
Свечи догорали… Хвоем пропитывался воздух, под короткий треск обугливавшихся игл. Из столовой смех детей доносился.
— А мне книгу с картинами тоже дали! — кричал Сережа.
Свечи догорали… Елка на всю комнату надышала, зеленая.
Вдруг, старик побледнел, нагнулся вперед, внезапно несчастный.
Он вспомнил, где в последний раз слышал этот хвойный запах… На похоронах Кряжина… Он шел по талому раннему снегу, задевая ногой за елочные ветви… Пахли они…
Скоро, скоро и его повезут… Он стар…
— Дедушка, иди же чай пить! — позвала Надя вбегая.
Он не слышал, он плакал.
Свечи догорали…