Мария Веселкова-Кильштет «Киви»

I

Лес… все лес дремучий. Великаны-сосны
Поднялись до неба сумрачным шатром.
Крепко въелись корни в слой песку наносный.
Мох седой и вереск их устлал ковром.
 
А среди деревьев, чуть шурша волною,
Разлилась широко водная река,
Но идя безлюдной, мертвой стороною,
На себе не слышит песни рыбака.
 
Изредка проходит по реке пустынной,
Дар ей бросив ценный, грузная ладья.
Проглотив поспешно этот дар гостиный,
Ровно и спокойно вновь течет струя.
 
В чьем река владенье, знает кто едва ли:
Был всегда от века заколдован бор.
На бугре вон кем-то срубленные пали
Выстроились в тесный и сплошной забор.
 
А на каждой пале, дико скаля зубы,
Череп оголенный наклонясь висит:
Между черных впадин свесилися чубы
Холок, грив звериных, связки из копыт.
 
Посередке видны пни — не пни, а морды
На обрубках длинных и дуплистых пней.
Безобразно-мерзки, но страшны и горды
Эти изваянья для простых людей.
 
Бродит между ними весь зашитый в шкуры,
С перьями на шапке, сгорбленный старик.
Он из трав слагает странные фигуры,
Тайну заклинаний он насквозь проник.
 
И к нему приходят меченной тропою
С жертвенным животным Славянин и Чудь.
Дед всю кровь из жертвы соберет стопою
И, вливая в дупла, молвит что-нибудь.
 
В тех речах бессвязных смысл есть сокровенный:
Разберись, — и больше не страшна беда.
Как достался старцу этот сан священный,
Не могли добиться люди никогда;
 
Но с богами жил он в единенье дружном,
Слышал голоса их, отвечал им сам,
Даже мог заочно помогать недужным,
Был суров к злодеям, жившим по лесам.
 
Прорицать умел он тоже без ошибки,
Кто родится вскоре, или кто умрет,
Будут ли с врагами у соседей сшибки,
Голод ли повальный сморит где народ.
 
Хоть старик не жаждал ни молвы, ни славы,
Но творил он столько видимых чудес,
Окропляя кровью и мешая травы,
Что стремиться стали люди в этот лес.
 
И все чаще глухо повторяло эхо
Разговор их громкий и обрывки слов.
Но звучали жутко даже взрывы смеха
Среди сосен древних и болотных мхов.
 
Да и сам сердито старец супил брови,
«Тише! — повторял он, — прогневите их».
И поил усердней ковшиками крови
Жадные утробы истуканов злых.

II

Годы проходили. Раннею весною,
Скрыв свою дружину пешую в кустах,
К палям с черепами князь сам друг с женою
Раз подходит с речью смелой на устах.
 
«У меня за лесом много есть торговых
Городов, он молвил, деревень и сел;
Но мне мало стало, захотелось новых,
И к тебе за ними я сюда пришел.
 
Пусть уступят боги эти мне владенья,
Темный бор и оба берега реки, —
Я на них построю новые селенья.
Говорят, здесь воды страшно глубоки?
 
Но, колдун, недаром ты дружишь с богами:
Пусть они скорее мне дадут совет,
Как бы завладеть вон теми берегами
Я о них мечтаю много долгих лет!»
 
«Князь, — старик ответил, — я живу лет со сто,
Но еще ни разу там я не бывал,
Как попасть — не знаю…» — «Эх, да очень просто:
Иль плотов плавучих, дед, ты не видал?
 
Срубим мы деревья, свяжем их ветвями,
Оттолкнемся силой здесь от берегов,
И река подхватит синими струями
И помчит покорно нас, былых врагов.
 
Только б боги, старче, были не суровы,
Помогли бы делу! Ты их опроси.
Там построю чудный город я торговый». —
«Ладно, князь! Но жертву раньше принеси!»
 
Ни коня, ни лани не взято с собою!..
«Господин, — сказала ласково жена, —
Я тебя обула, быть твоей рабою
Верною до смерти я тебе должна.
 
Если бы в болезни ты лишился жизни,
Или пал, сражаясь во честном бою,
Вместе с мертвым мужем воины на тризне
Предали б сожженью и жену твою.
 
Князь, тебе клялась я вечною любовью, —
Заколи ж на жертву ты меня богам,
Пусть они моею утолятся кровью
И тебя победно вынесут к брегам…»
 
Не успел ответить князь ошеломленный,
Старческой рукой уж скручена коса,
И потух мгновенно взор очей влюбленный,
Брызнула на землю алая роса.
 
Жадно пьют дуплами страшные личины
Крови, юной крови теплую струю.
Созывай скорее, князь, свои дружины,
Подрубай деревья, строй себе ладью!
 
Боги благосклонны, милостивы боги, —
Женской яркой крови напилися всласть!..
Но, страшней чурбанов, грозно на пороге
Встал колдун столетний. Весь он гнев и власть.
 
«Будет строить город…» Киви! Киви! Киви!
Пронеслось над лесом в вешних небесах…
«Князь, ты непомерно жаден был к наживе,
Не ищи поддержки больше в чудесах.
 
Слышишь: Киви должен строить город новый». —
«Киви?!.» — «Я не знаю, кто он, — но не ты!» —
«Хорошо! Увидим! — был ответ суровый. —
Гей, сюда дружины! Стройте мне плоты».
 
И своей рукою князь с усмешкой дерзкой
Из ограды палю первую рванул;
Мерзкую личину за личиной мерзкой
Он волнам на жертву далеко швырнул.
 
«Ну, ведун строптивый, сам ты полезай-ка.
Иль помочь?» И в реку брошен был старик.
Киви! Киви! Киви! И за чайкой чайка
Закружилась снова, испуская крик.
 
«Киви?! Мы посмотрим! Гей, вы други-братья,
Все вперед за мною! Смело на плоты!»
Князь вступает первый. Киви! Как проклятье
Так и раздается громко с высоты.
 
Крепкими ветвями пали перевиты,
Кое-где струится кровь еще на них,
Но плоты на славу так чудесно сбиты,
Что смешно бояться с ними волн речных.
 
Мертвая княгиня с русою косою
Тут же спит на ложе из седого мха.
«Чародей проклятый! Лучше мне с тобою
Было б рассчитаться раньше до греха!..»
 
На шесты дружины грудью налегают,
За плотом от брега оттолкнулся плот,
Волны подхватили, волны их качают,
Князь победоносно по реке плывет.
 
Вот на середину вынесло теченье.
Песня полилася, отдалась в лесах.
Эхо повторяет удалое пенье,
Побежден последний суеверный страх.
 
Вдруг… ослабли вязи, расшатались скрепы.
«Тонем!» — раздается. Брошены шесты…
Волны разыгрались, разметали в щепы
Разом все на славу сбитые плоты.
 
Поглотила князя с верною дружиной
В недрах многоводных синяя река.
Только чайки вьются с криком над пучиной
Да плывут по небу, молча, облака.

«Стихи и пьесы» (1906)