Василий Немирович-Данченко «Последний урок»

IV.

На самой околице трактир второго разряда крестьянина Бузукина.

Иван Федорович только поравнялся с ним, — а оттуда с балкончика ему на встречу:

— Господину учителю… Все ли благополучно?.. Как кузькина мать в добром ли здоровьи?

Савельев притворился: не слышит…

На балконе сидели Семашко с Обормотовым.

— Они на это ухо — оглохли… Должно быть, здорово их в городе оглоушили.

— Бумажка у нас получена. Завтра — сдавать школу. Не очень-то хвост распустишь.

— Скатертью дорога… Кланяйтесь вашим, не забывайте наших.

— Зашли бы, выпить… Посошок на дорожку.

Село было большое. Весною сюда из города дачники, кто попроще, наезжали. До церкви все вывесками пестрело: даже затесался между ними какой-то «общедоступный парикмахер», между колбасной Синицына и «всевозможной лавкой» Скорегина. Вот и школа… Точно обернулась к солнцу и ярко смеется ему всеми своими окнами. У школы от. дьякон Иван Федорович с ним дружил. Тот недавно из семинарии поставлен сюда и свежие впечатления школы не заплесневели в его душе.

— Ну, что?

— Обормотов уже радуется… Из трактира пьяный орал, что-то с Семашкой.

— Значит, прощайте, Иван Федорович!

— Да.

Дьякон потупился.

— Мне одному здесь придется… Нынче от. Павел тоже шамкал: доску-то из-под тебя вывернуть и повиснешь ты в воздухе… Это вы — доска-то… Один в поле не воин. Куда уйдешь от здешних союзников?…

— А чего от. Павел радуется?

— Как же. С Обормотовым и выпить, и в карты. Человек — общественный. Не то, что мы с вами. Эх, Иван Федорович. Не сумели вы.

— Что именно?

— Дело то надо с мудростью змеиною вести. Прямиком у нас нельзя, стороной пробуй. С этим пьяным Семашкой разве можно так? Ведь, он, не шутите, с самим Кувалдиным в переписке! Так сказать в добровольных соглядатаях утвержден. Ухо Дионисиево!.. Что Семашко — дрянцо, так, ведь, как раз с дрянью надо считаться. Ведь, не дрянь на такое дело не пойдет. Отец Павел не нам чета. На свояченице секретарши консисторской женат. Руку имеет, — а и тот Семашку в передний угол. Я ему как-то, отцу Павлу, по этому самому случаю «блажен муж иже не иде на совет нечестивых», а он мне на это: «так прежде было, а нынче: блажен муж иже и из совета нечестивых цел изыде». Нам, говорить, с тобой, дьякон, — не законы писать. Строптивым нынче козлам уподобляются. Пускай иные лбами стены китайские пробуют, а мы и в них уютное гнездышко совьем. Ишь какие вороны нынче завелись: к архангелам себя в союзники сопричислили и белые клобуки их за это одобряют. Где же нам малым и забвенным наперекор идти… Особливо, кто семьей одержим. И тебе мой пастырский совет, хоть ты и Сергей, а советую тебе в Михаилы скорей. Целей будешь. Такое время.

Должно быть Семашко уже оповестил по селу: учителя в шею. Гараськи и Савоськи утром собрались в школу испуганные и озадаченные. Едва-едва шушукались. Тихо было так, как никогда. И на Ивана Федоровича смотрят, точно на нем невиданный узор написан. Он хотел было распустить их сегодня, все равно завтра на его месте другой будет, да напоследок потянуло еще раз к детворе этой. Хоть на несколько часов, да оттянуть разлуку с ними. Скарбу у него было немного, хоть сейчас мог уехать, бросая любимое дело, но заговорила и совесть: нельзя часовому до смены уходить со своего поста!

— Вот что, дети, слышали верно, что я уезжаю завтра?

Малыши шелохнулись, кто-то хотел ответить, да поперхнулся. Хмыкнул.

— На моем месте здесь другой будет. А я для вас все одно, что умираю. Уеду далеко — и, разумеется, мы с вами уж никогда больше не встретимся.

— Зачем? — выпучился на него белёсый мальчонка.

Савельев усмехнулся:

— За тем, милый ты мой, что в этой губернии мне места не дадут, и где я его найду и сам не знаю… Мы с вами три года работали. И, слава Богу, за все это время нам ссориться не приходилось. Я вами очень доволен… И не только доволен, но и полюбил я вас так, что мне уходить отсюда не легко. Может быть, другие на моем месте лучше будут, не знаю. Очень бы этому за глаза порадовался, потому что дело у нас с вами на лад шло… Когда-нибудь вы поймете, что делился с вами всем, что и сам знал, учил вас не только здесь, в школе, но и на гулянье — в лесу, в поле, везде. Рад был помочь вам… И в семьях ваших. Думаю, что работа моя не пошла прахом. Многое изменилось у вас. Об одном я вас прошу — меня не будет — храните в ваших сердцах мои заветы. Помните: злом жизнь не строится. Будьте — добрыми, будьте — там, где нужно — смелыми. Не забывайте книжек, которые мы прочли вместе, великое дело душа человеческая. Нет ей равной — в Божьих созданиях. Храните ее чистой. В каждом из вас, как в росинках солнце, все отражается. Сделайте свои сердца — храмом, достойным его. Ведь вы ничего дурного, скверного, грязного и подлого в церкви не делаете. Так и душа ваша пусть будет такою же церковью. Слышите вы меня… Много будет кругом зла и соблазна. Вас и обидят, узнаете вы великие неправды — помните, вы — «будущее», вы — то же, что «завтра». Оно, это «завтра», от вас пойдёт и какое вы захотите — такое оно и будет. Пусть же сегодняшняя тьма не омрачит вас, чтобы, когда вы станете делателями и строителями вашей жизни, в душах ваших осталось для этого довольно света, воли, радости. Не озлобляйтесь ничем, думайте постоянно: сегодня так, но сегодня кончится вечером, ночь пройдет, — а завтра будет наше. Не осуждайте отцов — они выросли в тяжкое время, но сами растите иными и если вам подчас больно и жутко — когда смените их — будьте Лучше, чище, добрее, справедливее! Может быть, сейчас вы не совсем понимаете меня, но если хоть и несколько моих слов западет в ваши головы — не погаснут они там даром. Дадут ростки, а из них новая жизнь всколосится… И вот еще… Учителя есть разные… Завтра здесь явится другой… Если вам с ним будет не хорошо — терпите. Я вам довольно внушал добра и правды, помните их, а злое отметьте. Пусть хорошее зерно сквозь решето падает в вашу память, а шелуху с решета сами откиньте прочь… Увидите дурные примеры — не следуйте им. Живите не так, как живут кругом, а как Бог велел. Помните, если и вы зверем злым и грозным вырастите — так все кругом прахом пойдет. А если из вас настоящие хозяева земли нашей подымутся, так она вся расцветет вами и подымется мощная, праведная, прекрасная… Помните — если вы сами не поддадитесь злому, лукавому, трусливому, — никакая неправда страшна не будет. Помучитесь, потомитесь сегодня — за то завтра и вам и вашим соседям легче будет, а вашим детям заживется уж и совсем хорошо… И так, чем дальше, все светлее и свободнее. Стойте друг за друга и Бог будет за всех тогда. Его нет только там, где люди вразброд, каждый за себя… И вот еще: может быть, вам уже и не дадут больше хороших книжек, таких, со страниц которых истинный свет струится. Я говорю про книжки, что правде и добру учат. Я вам таких оставил много. У каждого из вас их по несколько. Берегите их, читайте почаще и сами про себя и вслух другим. Меня не будет — настоящие, лучшие наши писатели будут в них с вами говорить за меня. Берегите их, пока не явится другой учитель и не даст вам еще больше хороших и добрых книг. И если то, чему они учат, вы удержите в сердце своем, ничего страшного вам не будет, и чем злее кругом, тем ярче загорятся они в вашей душе… Читайте, учитесь, думайте… Стойте друг за друга…

«И никакие Обормотовы вам страшны не будут!» — заключил он уже про себя.

— Может быть, вас станут учить и не очень хорошему… Помните — что я вам говорил, и на это, сказанное вам, примеряйте новые слова… Прекрасно то, что заставляло вас радоваться, те книги, над которыми вы плакали, те люди, какими по этим книгам вы сами хотите сделаться. А если в вас будут растить злобу, ненависть, вражду — не верьте этому, не следуйте таким примерам… Берегите душу… берегите душу…

Голос учителя дрогнул. Савельев отвернулся, чтобы дети не видели его слез, и невольно попятился: в дверях стояли Обормотов и Семашко.

— Что вам?

— А то, что вам здесь больше делать нечего.

— Вы получили бумагу?..

— Да, вот она. Сдавайте школу… Эй, вы, щенки, убирайтесь. Пока не до вас! Завтра, чтобы у меня никто запоздать не смел. Я вас подтяну. По-настоящему то вас не учили, — а теперь вы узнаете жезл карающий. Одно помните — у меня всякая вина виновата и за каждую я вас пороть буду, как сидоровых коз… Ну; чего вы таращитесь? Сказал вам — вон! Чтобы и не пахло… Беспардонная команда…

Дети высыпали — и припали к окнам, следя, как Иван Федорович сдает этому лохматому, громадному, грубому — весь небогатый скарб своей школы. От. дьякон подъехал.

— Эй, ребятки, поддержи кто-нибудь…

Сбросил вожжи — и тоже в школу… Через несколько минут вышел с ним Иван Федорович.

Сели в тележку…

— Ну, дети, прощайте… Помните все, что я вам говорил… Берегите книжки, читайте их… И чем хуже вам будет, тем крепче верьте, что придет день, когда всему злому и неправедному настанет конец. И до этого конца — берегите душу…