Ада Чумаченко «Ночные терцины»

Укрыл, перекрестил, поправил одеяло,
Задернул складки штор на голубом окне…
И, потушив свечу, прошел к себе устало.
 
Ушел в свой кабинет — к молчанью и луне,
К морозным окнам в сад, застывший в бледном свете,
К неясным шорохам, к вечерней тишине…
 
В распахнутую дверь, белея на паркете,
Холодный лунный свет упал на мой ковер,
Блеснул на зеркале на низком туалете,
 
Полоской трепетной скользнул на складки штор,
Сверкнул на венчике над вытертым окладом
И четкий на стене соткал вверху узор.
 
Слежу игру теней пустым и цепким взглядом
И жадно слушаю, как тихо за стеной
Твои шаги звучат так близко, близко — рядом…
 
Сегодня целый день была я не с тобой.
Неведомым путем к неведомому краю
Опять меня мечта водила за собой.
 
Где я была весь день, сейчас уже не знаю…
Но белый пыльный путь, и ветер, и вдали
Над морем острый блеск я смутно вспоминаю.
 
Я помню и лицо, мелькнувшее в пыли,
Подростка пастуха в изодранной рубашке,
И стадо грязных коз, и аромат земли.
 
Горячим молоком из деревянной чашки,
Я помню, напоил меня, смеясь, пастух
И в косы мне воткнул две белые ромашки.
 
Примятых повилик я помню горький дух,
И звон бубенчиков дремотный и ленивый,
И мирабель кругом, и пенье сизых мух.
 
О, длинный, длинный день — горячий и счастливый!
Как радостно краснел под солнцем мои платок.
Упавший на траву с волос моих под сливой.
 
Я знаю, от меня ты был весь день далек.
В неведомом краю бродила я без цели,
Свободная, ничья, как ветер, как цветок.
 
Но, — почему, скажи, — и там, у мирабели,
В тени узорчатой — на бронзовом лице
Мальчишки-пастуха твои глаза синели?
 
Твой голос мне звенел в далеком бубенце
И запах губ твоих мне чудился повсюду,
И в запахе земли, и в сонном чабреце —
 
О, разве есть страна, где я тебя забуду?..

 

«Русское богатство» № 6, 1914 г.