П. М. Невежин «Уступка»
III
После последнего свидания с Сергеем Владимировичем, Таня очень изменилась. Из прежней бойкой, живой, энергичной работницы она обратилась в апатичную, вялую закройщицу, скрепя сердце отбывавшую свой трудовой день.
Разыгравшаяся сцена еще более расстроила Таню и она с волнением ожидала, когда появится полюбивший ее человек.
Увидя Таню, он быстро подошел к ней, но она не протянула ему руку и прошла молча.
— Что это значит? Вы рассердились? За что? — обратился он к ней.
— Я не сержусь, — отвечала она, не поднимая головы, — но на меня более и более нападает страх. Я осуждаю себя. Вы можете подумать обо мне очень дурно.
— Напротив, чем больше я узнаю вас, тем вы кажетесь мне лучше.
— Это всегда говорят, когда интересуются девушкой… с которой принято не стесняться.
— Вы прежде не выражались так.
— Потому что не обдумала еще своего положения, а когда обдумала, то поняла что сделала ошибку.
— Вы мучаете меня. Ну, перестаньте! Прошу вас, Татьяна Софроновна, не говорите со мной таким тоном.
— Другого у меня нет.
— Но не можем же мы расстаться после того, что было нами высказано.
— Что ж тут такого? Поговорили и разошлись.
Теминов поправил волосы и начал горячо.
— Мне кажется это шуткой или капризом. Но я так не кончу и я выскажу вам то, что я чувствую.
Таня покачала головой и тихо ответила.
— Гм… чувствую? Что ж, пожалуй, говорите.
— Да, я скажу. Чего вы от меня ждете? Чтоб я сделал вам предложение? Этого не будет. Но если вы захотите стать моим другом, к которому я буду относиться с самыми нежными чувствами — тогда я ваш. Если же вы наотрез отказываетесь… конечно, я не буду играть роль пошлого обожателя.
Ефимова молча слушала.
— Что же вы молчите?
— Мне нечего сказать.
— Значить, я должен раскланяться и уйти.
— Не знаю…
При этом слове улыбка опять пробежала по лицу Тани и она ласково взглянула на Теминова.
— Татьяна Софроновна, я честный человек и вы не раскаетесь, если вверите мне свою жизнь. Я не зову вас жить со мной, потому что имею на это свои причины. У меня есть матушка, которая для меня дороже жизни, а это гордая, тщеславная, родовитая дворянка, не допускающая мысли о браке сына с простой девушкой. Но разве мы не можем быть счастливы, не живя под одной кровлей.
— Да, можем, если вы ищите для себя близкого человека, а не содержанку.
Последнее слово Таня произнесла негромко и отвернула голову.
— Какая мысль!
— Обыкновенная. Мы видим это кругом. Только я не похожа на других и если сближусь с вами, то не оставлю своего места и буду работать так же как и теперь.
— Превосходно! Мне это чрезвычайно нравится, работайте. — Помолчав Теминов продолжал: — ну, так как же, Татьяна Софроновна? Таня! Теперь кажется я могу зайти к вам хоть на несколько минут?
— Нет. Я не хочу принять вас в комнате, где живу теперь. Первый день моего счастья, мы должны встретить в лучшей обстановке.
Теминов с радостью перебил ее.
— Если так, все будет устроено и когда переберетесь, напишите несколько слов. Я примчусь, чтобы взглянуть на ваше милое личико, которое никогда более не будет смотреть на меня сурово.
Доехав с своей подругой до знакомого места, Теминов нежно простился с Таней и они расстались.
На другой день Сергей Владимирович побывал в нескольких местах и нанял для Ефимовой светлую, меблированную комнату с хорошей обстановкой и известил ее, что она может переезжать.
Влюбленная девушка не стала медлить. Отпросившись у хозяйки на полдня она уложила вещи и перебралась в новое помещение.
Первое время Александра Петровна не придавала особенного значения тому, что Сережа каждый день стал исчезать, но потом стала бояться — не посещает ли опять её сын запрещенных сборищ. Но как узнать правду? Единственным подходящим лицом для этого был Куршин. Она и принялась за него.
— Скажи, голубчик, любишь ты меня?
— Обожаю и в доказательство этого целую ваши ручки.
— Лизаться ты мастер, это я знаю, а вот не научился ли ты правды говорить? Я боюсь — не водит ли он опасной компании.
— О, не беспокойтесь! Тут самая обыкновенная история, — увлекся женщиной.
— Какой? Ведь и женщины нынче не отстают от вас. Может быть она анархистка?
— О нет. Портниха, как видите полета не высокого, но восхитительная, корректная девушка. Я таких и не встречал.
— Где же он с ней познакомился? Где она живет? Где работает?
— Живет в номере, служит закройщицей, а где познакомились — это для вас все равно.
Выслушав Куршина, Теминова призадумалась. Ей казалось совершенно естественно, что молодой человек стал искать привязанности, Но почему он не избрал девушку из своего круга и не ввел ее в дом как свою жену? Вспоминая рассказы о том, как многие, попавши в лапы любовниц, разорялись, а иногда кончали самоубийством, Теминова содрогнулась при этой мысли.
— Почему ты знаешь, что она хорошая? Бываешь у неё?
— Ну, конечно! С большим удовольствием провожу там время.
— Странно! Эти портнихи все женщины необразованные.
— То-то, что нет.
— Феномен! — Желала бы я хоть раз повидать хваленую портниху.
— Это очень просто можно устроить.
— Как же это ты сделаешь?
— А вот как! В один из праздников вы отправитесь на бульвар и усядетесь на скамью, а я выпроводивши куда-нибудь Сергея, уговорю ее пройтись со мной, а когда увижу вас, выражу приятное изумление и мы поместимся рядом с вами. Затем, как свою спутницу, представляю вам, не называя вашей фамилии, имени и отчества.
— Только пожалуйста не проболтайся Сереже.
Обещав устроить свидание Куршин простился с теткой и уехал.
То, что узнала Теминова, не успокоило ее. Она стала бояться, что если не дурное общество, то женщина отнимет у неё единственного сына и она останется одинокой. От такого сознания у неё щемило сердце. Смотря на Сережу, подходившего поздравить ее с добрым утром или прощавшегося перед уходом из дому, Александра Петровна едва сдерживала себя, чтобы не броситься к нему на шею и не излить свое горе, но она боялась ухудшить этим их отношения.
Так шло время. Теминова перестала упрекать Сергея в частых отлучках, думая, что он сам придет извиниться в том, что забывает мать. Эти ожидания оказались напрасными. Теминов молчал.
Услышав от тетки упрек, Виктор Павлович придумал такой маневр: он попросил своего товарища зазвать к себе Теминова, а сам поехал к Тане и упросил ее идти гулять.
Не видевшая тут умысла Ефимова охотно согласилась и пошла.
Завидя издали Александру Петровну, сидевшую на скамье, он не подготовил свою спутницу к тому, что произойдет, но подойдя близко к Теминой, вскрикнул:
— Боже мой, это вы! Очень рад, что встретил вас. Вы позволите нам присесть подле вас?
— Пожалуйста, — спокойно пригласила Александра Петровна.
— А так как неудобно сходиться трем лицам, когда двое не знают друг друга, то позвольте представить — Татьяна Софроновна Ефимова.
— Очень приятно.
Теминова впилась глазами в лицо той, кого так хотела видеть и желала найти в ней что-нибудь отталкивающее, но прелестное личико Тани, дышавшее простотой и добротой отгоняло всякую мысль о ненависти.
— Я думаю, вы очень удивились, увидя меня идущим под руку с такой очаровательной женщиной?
Таня покраснела.
— А вы, кажется, не любите комплиментов? Это редкость, — заметила Теминова.
— Я вообще не люблю праздных разговоров, а особенно если это касается наружности.
— В этом случае вы — исключение. — Таким жить трудно.
— Я и не хочу, чтобы мне было легко. Рабочий человек знает, что ему предстоит и должен быть закаленным.
— Вы рассуждаете как мужчина.
— Многие из нас и не отстают от них. Простые мастерицы и те стали как говорить: «Бойкот, стачка», прибавка жалованья, сокращение рабочего часа… только и слышно.
— Вы осуждаете их?
— Нет, сочувствую, но держусь в стороне.
— Почему же?
— Не люблю быть со всеми. Притом рядом с тем, о чем хлопочут мужчины, наши дела кажутся мне очень маленькими.
— А вы знаете, о чем хлопочут мужчины?
— Я живой человек и грамотный. То, чего они добиваются — другое дело.
— Но ведь за это многие страдают, а другие — гибли? Каково бы было их матерям и женам?
Ефимова вспыхнула и твердо проговорила:
— Это тяжело, но когда любимый человек поступает по совести, то ему надо все прощать, а если понадобится… идти за ним.
Теминова опустила голову и задумалась.
— «Портниха, а так рассуждает! Чего же ждать? Чего?» — повторяла она про себя.
Обыкновенно говорливый Виктор Павлович все время сидел молча и любовался Таней. Когда разговор замолк, Куршин заметил:
— Однако довольно. Не будем долее беспокоить нашу собеседницу. Пойдемте.
Сказав это племянник простился с теткой и предложил руку Тане.
Александра Петровна, на поклон Ефимовой едва кивнула головой.
— «Да, такая может привязать, — думала она, — и… может отнять его у меня»
В сердце родовитой барыни начиналась жестокая борьба. Она понимала, что сын, зная её взгляд на сословную честь, не решился завести речи о браке с крестьянкой или мещанкой. Эта осторожность не могла не трогать материнского чувства; но как примирить два непримиримые начала? Задача была трудная и ее мог решить только известный героизм, на который простые натуры редко способны.
Проходили дни, Александра Петровна томилась, но не могла ни на что решиться. Может быть, она долго находилась бы в подобном состоянии, если б случай не заставил ее иначе взглянуть на свое положение.
Раз вечерком Алексей Алексеевич Штранг, зайдя к Теминовой, стал жаловаться на Сергея Владимировича, что он, по временам, манкирует службой и просил по-родительски пожурить сына в нерадении.
— Мне неловко это сделать, — отвечала мать. — Он очень обидчив.
— Ну, так передайте ему, что его уволят.
Когда сын, поздно вечером, вернулся домой, Александра Петровна начала издалека:
— Приходил Алексей Алексеевич и чрезвычайно расстроил меня.
— Верно жаловался, что я не аккуратно хожу на службу?
— Этого мало, он вздумал угрожать.
— Конечно увольнением? Я так и ждал.
— Тогда надо уйти с достоинством самому. Но, что же будет потом?
Теминов призадумался и повторил слово, сказанное матерью.
— «Потом?» Многое я хотел бы вам, мамаша, сказать, но мы и теперь не поймем друг — друга.
— Напротив, я хочу понимать тебя, возвысив голос, горячо сказала Александра Петровна. Я очень оскорблена тем, что ты не откровенен со мной.
Сергей Владимирович хотел возражать, но мать остановила его.
— Да, да, не откровенен так, как может быть чужой человек. Я все знаю.
— Знаете? Тем лучше. Значит, я могу не стесняясь объясниться с вами. Мамаша не порицать меня вы должны, что я не был с вами откровенен, а благодарить. Вы родились, выросли и воспитались в среде, жившей старыми, сословными предрассудками, которые для меня не имеют никакой цены. Вы мечтали иметь подле себя женщину из общества, а для меня такая особа явилась бы обузой и я, оберегая ваше здоровье, а может быть и жизнь оставался подле вас одиноким. Видеть вас в слезах, горе, а может быть отчаянии… у какого сына хватит духу довести до этого свою мать? Но мое сердце искало привязанности и я нашел ее. Эта девушка чужда барской спеси, требовательности и того нестерпимого своеволия, которым отличаются современные барышни. Мамаша, я нашел свое счастье. Но если, для того, чтобы сохранить его, я должен был таиться от вас, то это была не скрытность, а благородство. Не беспокойтесь же за меня. Я не опорочу вашей фамильной чести и для света буду считаться холостым, но моя интимная жизнь… до неё никому нет дела. Не упрекайте же меня, я ваш единственный сын, опора и навсегда останусь связанным с вами безграничной любовью. А моя служба… я найду себе дело, но уйду из той душной клетки, куда нужда загоняет людей. Сергей Владимирович проговорил все это горячо и с чувством. Теминова не прерывала сына, но когда он умолк, подошла к нему и, наклонив его голову, поцеловала в лоб.
— Ты говорил за меня, теперь я скажу, знаешь ли что думает твоя мать? Спрашивал ли ты ее об этом?
Теминов хотел отвечать, но она перебила его.
— Нет, не спрашивал, это дурно. Да, до сих пор я жила по старине, но душа моя чутка. Я поняла, что прежним жить нельзя… оно приносит людям горе и как высохшее дерево должно быть срублено. Мне больно было признаваться в том, что я отстала от времени, а ты… почему же ты не старался ввести меня в тот мир, который мне был чужим. Но теперь я оценила тех людей, которых боялась. Не чуждайся же меня… я хочу умереть как твой истинный друг, а не деспот, которого ты боялся.
Радостная улыбка показалась на лице молодого человека.
— Мамаша, что вы хотите этим сказать?
— Я видала ее. Она хорошая. Введи ее в мой дом… я назову ее дочерью.
Теминов бросился на шею Александре Петровне и две слезы скатились по еготщекам.
— На днях ты должен обвенчаться. Больше нам не о чем говорить.
Мать горячо поцеловала сына и с волнением вышла из комнаты.
На Сергея так повлияли слова Александры Петровны, что он тотчас же помчался в магазин, где работала Таня и вызвал ее в приемную.
— Зачем ты приехал сюда? с удивлением, не громко, проговорила она. Что случилось?
— На днях мы венчаемся… это желание матери. Объяви хозяйке, что ты не можешь болee служить у неё; поедем домой.
Взволнованная девушка хотела возражать, но Теминов остановил ее.
— Ради Бога ни слова более. Я сказал все и тебе остается только слушаться.
Когда они вошли в комнату, где жила молодая девушка, Таня села к столу и призадумалась.
— Что с тобой? — спросил ее Сергей Владимирович.
— Милый мой, я знаю, тебе не легко было заставить мать сделать уступку — согласиться на твой брак с портнихой.
— Ты ошибаешься. Моя мать первая заговорила о тебе. Она видела тебя на бульваре и прельстилась чистотой твоей души.
— Так это была она? — растерявшись проговорила молодая девушка, но оправившись подошла к молодому человеку и твердым тоном проговорила.
— Я буду любить и почитать твою мать, но иду за тебя с одним условием… ты дашь мне возможность устроить свою собственную мастерскую. Я трудовая женщина и не хочу быть нахлебницей и белоручкой.
— Таня твое желание для меня — закон.
Через несколько дней состоялось венчание.
Александра Петровна величественно встретила молодых.
— Я счастлива, что дожила до этой минуты и счастлива не только потому, что вы будете моему сыну хорошей женой, а потому, что с вами врывается в мой скромный угол струя новой жизни, о которой так недавно мы не могли и мечтать. Лучше ли будет я не знаю, но я рада, что дожила до интереснейшего момента нашей истории. Доставьте же мне радость знать, что тe, кто заступает наше место носят в груди благородное сердце, способное всю себя принести в жертву близким людям.
Таня стояла опустивши голову. Когда Теминова умолкла, молодая женщина подошла к Александре Петровне, горячо поцеловала у неё руку и просто проговорила:
— Вас нельзя не любить и я буду любить вас.
Thomas Benjamin Kennington — Relaxation.