Александр Федоров «За кормой блестят извивы…»
За кормой блестят извивы.
Чайка стонет на лету.
Струй веселых переливы
Засмеялись на борту…
За кормой блестят извивы.
Чайка стонет на лету.
Струй веселых переливы
Засмеялись на борту…
На вершине Гималаи
Колыбелька золотая;
В колыбельке солнце спит;
Солнце ветер сторожит…
Светят звезды, светят
Над землею сонной,
Только не для хлопа
Свет их отдаленный…
Осенним вечером, деревню покидая,
Прощаясь с ней — увы! — быть может навсегда,
Широкой улицей я брел Бог весть куда,
Как очарованный, любуясь и мечтая…
Плывет по небу облачко
Румяное, воздушное,
Лишь небесам послушное,
Далекое от зол…
Вошла я в храм. Сквозь сумрак туч
Светила дня последний луч
Пробился вдруг и осветил
И плиты древних двух могил,
И лики темные святых
В блестящих ризах золотых…
Когда я в горести бывало,
К тебе, родная, прибегала,
Роптала гневно на людей —
«Своими чувствами владей
И злобе не давай расти!
Прости, — учила ты, — прости!»
И мрамор черт, и гибкость линий,
И кожи розовой атлас,
И ночь очей, иль цвет их синий
Манят и восхищают нас…
Солдат на поле брани
Лежал и умирал…
К нему Христос явился
И так ему сказал…
На дрянной трусит клячонке
Дон Кихот, — вид величавый
И сияет профиль тонкий
Светом доблести и славы…
Я живу на шестом этаже, без окна,
И не знаю, что реет над миром весна.
Как могила, душе эти стены и склеп.
Говорят: — Ну, к чему ему окна? — он слеп!..
На склонах дюн — палатка из циновок
Бросает в зной томительную тень.
Вокруг песок, где каждый шаг неловок.
А в легких грезах — север и сирень!
Я скован с тобою цепями страданий,
Цепями загубленной нашей любви.
Из горьких утрат и погибших желаний
Ковали их скорби и слезы мои…
Много было гостей при сиянье огней.
Ты под музыку грустную пела.
И звучал голос твой серебристой струной
А лицо, как у мертвой, белело…