Изабелла Гриневская «Два крушения»
Рождественский рассказ
В вечер Рождества, когда всюду устраиваются для детей празднества — мои знакомые тоже захотели повеселить свою единственную дочь; это была худенькая, хрупкая девочка с черными, очень большими глазами. Собралось с десяток ребят. Они находились в детской в ожидании часа, когда их позовут в гостиную, где готовилась нарядная елка с краснощеким сахарным ангелом на верхушке.
Дети сидели вокруг стола, освещенного висячей лампой, и смотрели, как маленькая хозяйка строила из игральных карт великолепный замок. Искусству этому ее научил дядя, старый архитектор, выстроивший на своем веку из настоящих кирпичей и бревен бесчисленное количество всевозможных домов.
Тоненькими пальчиками она проворно укладывала фундамент из тузов, выводила стены из королей, дам и валетов, устраивала галереи из десяток и девяток, устанавливала башни и делала крыши из прочих мелких карт. Все дети с большим интересом, притаив дыхание, устремили глаза на выраставшее пестрое здание. Наконец, настал миг, когда маленькая строительница, разгоревшись от волнения, сосредоточенно, сдвинув тонкие брови и прикусив губы, прикрепила иголкой к верхушке самой высокой башни флаг из двойки червей, и поместила на галерею бумажную куклу в тюлевом платье в качестве владелицы замка. Все ахнули от восторга.
Не успела однако обладательница этого архитектурного чуда с высоты галереи обозреть свои новые владения и не успели еще дети осмотреть великолепное строение во всех его удивительных подробностях, как один веселый мальчик, сидевший около искусной, юной строительницы, лукаво улыбаясь, ткнул указательным пальцем в один из тузов, составлявших фундамент постройки, и все затейливое здание с башенками и галереями рухнуло. Двойки, короли, тузы, валеты и других достоинств карты, только что возвышавшиеся в гармоническом сочетании, представляли теперь беспорядочную пеструю груду, под которой безвременно погибла бумажная в тюлевом платье кукла. У зрителей вырвался крик негодования. Строительнице в первый раз удалось исполнить эту трудную работу в таком совершенстве.
Точно оцепенев — смотрела она на развалины широко раскрытыми испуганными глазами, в которых точно застыли крупные слезы, — бледная, трепещущая. На лице ее видно было не детское, острое горе.
Внезапное, неожиданное крушение этого карточного замка получило для нее значение первого удара на жизненном пути. Девочка не сказала ни одного слова резвому соседу, но весь вечер она оставалась печальной, молчаливой. Ни роскошная елка, ни лакомства, ни подарки — не могли рассеять ее грусти. Напрасно старшие уверяли ее, что скучать по такому поводу глупо, укоризненно спрашивали ее: неужели она думала, что замок из карт может стоять вечно, доказывали ей, что он сам собою скоро бы упал, утешали ее, говоря: что «так всегда бывает», что «все непрочное разрушается». Девочка не поддавалась усилиям взрослых, желавших развлечь ее. В глазах ее весь вечер мелькала какая-то смутная дума, горькая и черная, точно детское сердце ее находилось под гнетом предчувствия далекой, далекой грозы ожидавшего ее в жизни иного, более жестокого крушения.
Спустя много, много лет грохнуло здание счастья всей ее жизни, восхитительное здание, построенное из самого благородного, из самого прочного материала. Поэзия, наука, все музы и грации трудились над его сооружением. От злой шутки любителя веселых забав оно грохнуло и разбилось, как постройка, созданная когда-то руками слабого ребенка. Оно рушилось так же мгновенно, как и тот карточный замок, а маленькая строительница, выросшая в женщину, как та бедная кукла в тюлевом платье, очутилась под тяжелыми обломками. Внезапно ей пришлось узнать, что даже все «прочное» — не прочно на этой предательской земле и в глазах сокрушенной женщины вместе с горем и страданием выразился детский испуг какое-то ребяческое недоумение, напоминавшее огорченную и потрясенную некогда девочку.
По странной случайности эта вторая беда поразила ее тоже в один из рождественских вечеров, когда все кругом веселились и радовались, когда все получали забвение от житейских тревог и забот.
Мне пришлось быть бессильным свидетелем этих двух крушений и я передаю вам их краткую повесть.
Однако, — это кажется вовсе не рождественский рассказ? В этих двух событиях нет ничего чрезвычайного. Подобные беды от веселых шуток случаются и с детьми и с взрослыми на каждом шагу. Но во всяком человеческом горе я вижу так много таинственного и ужасного, мне чуется в нем такая роковая сила, что, я думаю — даже беглый рассказ о нем может заменить самые страшные сказки, которые навевают волшебные рождественские ночи.
Сборник «Огоньки. Рассказы, стихотворения и пьесы», 1900 г.