Осип Дымов «Влюбленный»
Снега уже нет, но еще дует холодный ветер, небо сразу поднялось в три раза выше зимнего, голубой краски мало; все, все еще впереди — но уже появляется влюбленный. У него красные уши, он в калошах, он ходит, глядя перед собой и не видя, ему кажется, что он несет в себе что-то огромное, страшно важное, что нужно прятать от всех и с чего нельзя спускать мыслей. Так он бродил в прошлом году и в позапрошлом. Весь город знает, что он влюблен.
На улице при встрече стараются его толкнуть плечом и не извиняются. Гимназист старшего класса с черными усами, в очках и очень помятой фуражке еще издали делает презрительное лицо и смотрит на влюбленного прямо в его голубые глаза. Но тот ничего не замечает. Он проходит одну улицу, другую, сзади видны его красные промороженные зимою уши — он выходит за город.
В дверях хмурой заплатанной избы появляется пожилой крестьянин и кричит вслед влюбленному:
— Куда пошел? Не видишь, что засеяно? Допчет.
Влюбленный в изумлении оборачивается, на его лице добрая рассеянная улыбка, он сворачивает с межи и ищет дороги.
— Кудды! Кудды, носят-те черти! — ревет мужик и делает свирепое лицо.
Вечером мировой судья с волчьей неповоротливой шеей говорит за картами:
— Видели? Уже гуляет черт носастый.
Полковник, поставив палку с коричневым резиновым наконечником между коленями и придерживая ее подбородком, отвечает:
— Бубны! Всыпать бы ему пятьдесят горячих, так знал бы.
А когда остается в проигрыше, добавляет:
— Сотню бы закатить. Он бы у меня пискнул, прохвост.
Влюбленный идет на почту. Ему кажется, что он несет в себе что-то огромное, страшно-важное, таинственное. Он подходит к окошечку и спрашивает, нет ли письма до востребования на литеры А. Б. 104.
— Чта? — громко переспрашивает чиновник и наклоняет искривленное гримасой лицо в его сторону.
Влюбленный повторяет добрым, кротким бескровным голосом, его голубые глаза рассеяны и грустны и зрачок подкатан под верхнее веко.
Чиновник знает его и знает, что вчера вечером прибыло письмо, но делает вид, что забыл про него. Влюбленный стоит, кротко глядит, его толкают. Чиновник принимает заказное письмо в Петербург, три в Киев и Саратов, большую посылку в Одессу, продает десять семикопеечных марок, пятнадцать по пять и десять по две. Потом бросает взгляд на влюбленного, шумно откидывает стул и возвращается с белым маленьким, набухшим конвертом в руке.
— Как вы сказали? — спрашивает чиновник с гримасой в лице.
— А. Б. 104. Это для меня, я вижу, — отвечает влюбленный и нервно проглатывает слюну.
— ’ткуда? — спрашивает чиновник.
— Из Москвы.
— От кого?
— Отправителя нет на конверте, — отвечает влюбленный и начинает мигать глазами. Спирается в груди, ему кажется, что у него хотят отнять то мировое огромное, что он носит в себе.
Чиновник рассматривает конверт с одной стороны, потом с другой, взглядывает на просителя, укоризненно качает головой и звучно бросает ему тугой беленький пакетик, украшенный почтовыми штемпелями, как этикетка мыла рисунками медалей.
Поздно ночью при холодной луне и тишине он ходит по городу, вытягивает голову и смотрит вверх. Навстречу идут юнкер с барышней.
— Извольте взглянуть, жираффа американская, — шепчет юнкер, наклонившись к спутнице.
Оба останавливаются и смотрят вслед. Уши влюбленного торчат в стороны из-под широкой шляпы. Теперь они черные.
— Ах, нет, нет, — говорит барышня, — вы не понимаете. Я бы хотела… вы ничего не понимаете.
И у нее на глазах слезы. Она старается улыбнуться и вдоль правой щеки, остывая в весеннем воздухе, катится соленая острая слеза.
Влюбленный ничего не замечает, не слышит и не видит. На него ворчит городовой, на него лают собаки. Он идет среди общего презрения, ругани и насмешек и несет у самой груди беленький надорванный конверт, в нем пять листочков мелко исписанной бумаги — огромное, страшно важное, с чего ни на минуту нельзя спустить мыслей.