Анатолий Каменский «Поручик Амурчик»

I

Поручик захолустного батальона Иван Ильич Амурчик был страшно недоволен своею фамилией. Она не давала ему покоя, мешала ему спать, наводила на самые пессимистические размышления.

«Нет, все кончено, карьера загублена навеки! — думал он однажды, лежа в своей комнате на жестком, как камень, диване. — Амурчик — ведь это свинство! Это целый скандал! Это, по меньшей мере, неприлично, неприлично до глупости! Ну какой же там черт станет заботиться о производстве в высшие чины какого-то, с позволения сказать, Амурчика?! Нет, уж Амурчик дальше капитана не пойдет, а то и просто умрет поручиком. Право, Амурчикам лучше не родиться на свет! Ведь если рассудить, то разве возможно такое сопоставление: генерал Амурчик или даже — полковник Амурчик? Тьфу, какая мерзость, ужасно! Есть, положим, у нас штабс-капитан Горшок и прапорщик Ижица, но это ничуть не скверно, это даже оригинально, это, наконец, похоже на шик».

«Впрочем, почему уж так неприличен Амурчик, — попробовал он себя утешить немного погодя. — Почему, например, Ижица считается бонтоннее Амурчика? Положим, Ижица богач и красавец, но ведь Ижицей пятилетних ребят стращают. Ах, какой срам быть Ижицей! Однако он в большом почете у здешних дам. А когда меня в первый раз ввели в общество, то несколько барышень бесцеремонным образом захохотали, услыхав мою фамилию».

«Нет, это прямо невыносимо! — вышел Амурчик из терпения. — Надо подать на Высочайшее. Тем более, что перемена совсем незначительная: Амурский… А ведь прекрасно звучит: полковник Амурский, генерал-майор Амурский!.. Ура! Эврика! Завтра же пишу! Амурский!»

— Петрушка, черт, дьявол, болван, осел. Амурский! — закричал он благим матом.

Из двери высунулась кислая заспанная физиономия денщика Петрушки. Дело было летом, часа в три дня, в самое пекло.

— Точно так-с, ваше благородие! — отрапортовал он.

— Что точно так, осел?

— Генерал Амурский к полковому командиру сегодня утром в гости из губернии пожаловали.

— Что-о? Скот. Проснись, ты бредишь?..

— Никак нет: говорят — старинный друг… бал беспременно будет.

— Так что же ты, болван, мне раньше не доложил? Все говорят, все знают, только я один по твоей милости ни черта не знаю.

— Точно так, ваше благородие.

— Что «точно так»? Вечно ты со своим «точно так» надоедаешь. Да говори же, осел, го-во-ри же!

— Штабс-капитан Горшок заходили, когда вы утром изволили почивать, и то же самое говорили: «Твой, дескать, барин все спит, знать ничего не хочет, а мы уже все духи и перчатки закупили… А еще, мол, «однофамильщики».

— Да ты что брешешь, рябая твоя харя, что ты меня морочишь? Какой однофамилец? Амурский он, ты говоришь? Амурский?

— Точно так.

— А ты не знаешь, что ли, моей фамилии? Я — Амурчик. Понимаешь: Амурчик, Амурчик! — злобно твердил он.

— Точно так.

— А ты говоришь «однофамильщики», — передразнивал поручик, — что ж он, по-твоему, такой же, как я, Амурчик?

— Никак нет: они генерал Амурчиков, а ваше благородие поручики.

— Да пойми же ты наконец! — взбесился поручик. — Что он — Амурский, — генералов Амурчиковых не бывает! — закричал он и грохнул об пол подвернувшийся стул.

— А по нашему понятию, это все одно. Амурчик, оно даже приятнее как-то.

— Приятнее, говоришь ты? Приятнее? Пшел вон, пшел! Мерзавец!

Петрушка исчез. Поручик в волнении зашагал по комнате.

— Гм… гм… ему приятнее. Черт! Долго ли он будет меня изводить?

Успокоившись немного, Амурчик присел на диван и стал размышлять: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Теперь и показаться никуда нельзя. И не придумаешь ничего. Ведь дает же

Бог соображение и находчивость иным людям! Так с бухты-барахты возьмут да и удивят губернию. Вот бы теперь выкинуть штуку. Э, да не залечь ли спать, авось что-нибудь приснится путное».

— Эй, Петрушка!

Петрушка явился. Лицо его носило следы недавнего испуга. Он даже глаз зажмурил на минуту.

— Меня нет дома! — завопил Амурчик. — Понимаешь? Весь день нет дома, а куда ушел, не моги знать! Слышишь?

— Слушаю-с.

— Пшел вон!

Поручик развалился на диване, положил под голову облезлую клеенчатую подушку. Денщик боязливо притворил дверь.

II

— Ваше благородие, а, ваше благородие, — послышался осторожный, вкрадчивый голос, — уже ночь, пожалуйте к полковнику: три раза присылали.

— А? Что? В самом деле? Что же я заспался? Одеваться скорей!

Амурчик уже одет и поспешно направляется через бульвар, к дому полкового командира барона фон Шталя.

Луна, прохлада, благоухание. Дом ярко освещен. Поручик поднимается по роскошной лестнице, убранной красным сукном и тропическими растениями. На нем превосходный мундир. Усы стрелками.

Амурчика встречает гром оркестра. Он окружен со всех сторон барышнями, которые его с чем-то поздравляют. Барон фон Шталь с приветливой, покровительственной улыбкой берет его под руку.

— Я вас представлю, — точно по секрету, сообщает он.

Генерал в кабинете барона. Волны табачного дыма, почтительно трепещущие лица офицеров. Тут все, а между всеми и Горшок, и Ижица. Генерал очень маленького роста, лысый, с длинными рыжими усами. Он держит Горшка за борт мундира и в чем-то его убеждает. Тот стоит, не шевелится и во всем соглашается с его превосходительством.

Фон Шталь подводит Амурчика.

— Позволь тебе представить нашего общего полкового любимца… Поручик Амурчик.

— Хо-хо-хо! — смеется генерал. — Это остроумно: генерал Амурский и поручик Амурчик. Всего только Амурчик. Хо-хо- хо. Впрочем, какое вы имеете право! Это нелепое подражание! На гауптвахту! — вскрикивает он. — Сейчас же! Запереть на три недели. Что за безобразие: Амурчик! Да как он смеет!.. Ну, разодолжили, полковник: как мне понимать? Это насмешка!.. Гм… Амурчик! На гауптвахту его, подражателя!

Амурчика тащат через все комнаты. Барышни хохочут. Вера, даже Вера заливается смехом. Поручик вырывается от солдат.

— Верочка! Я вас люблю! — шепчет он девушке в ухо.

— Вам сказано! На гауптвахту! — раздается грозный голос.

Перед ним стоит фон Шталь и начальнически указывает ему на дверь.

— Что вы осмелились говорить сейчас моей дочери? Вон, сию минуту! Генерал сердит, это вы виноваты со своей дурацкой фамилией. Вы подводильщик, милостивый государь!

— Какой скандал! — кричат барышни.

Амурчика стаскивают с лестницы.

На бульваре от домов и деревьев легли длинные, резкие тени. Луна светит по-прежнему… И вдруг Амурчик отделяется от земли и плавно несется по воздуху. Какая благодать! Какая свежесть, ширь, свобода! Боже! Что это? Навстречу ему плывет какое-то сказочное создание… Волосы распущены, глаза сверкают, как звезды; длинное, фантастическое, серебристо-белое платье…

— Ба, это Верочка!

— Амурчик! Милый Амурчик! — шепчут ее хорошенькие губки.

Он в восторге обнимает ее. Они несутся вместе.

— А генерал разжалован, — загадочно говорит Верочка.

— Какой генерал?.. Ах, да, да, помню: усы… как разжалован? За что?

— Очень просто: теперь генерал — ты… и знаешь, я забыла тебе сказать: в России все генералы разжалованы… только ты один и остаешься…

— Неужели это правда? — спрашивает Амурчик, весь замирая от счастья. — Господи! За что такая милость? Я — генерал, всероссийский единственный генерал! Верочка со мною… Верочка, милая, посмотри, что это там? Ты видишь это море? Верочка, едем за границу… В Италию, в Неаполь — едем, Верочка? А?

— Конечно, конечно, — шепчет Верочка, прижимаясь к нему, — а вот и твой генеральский пароход! Посмотри, какой красивый пароход.

— Поехали, поехали! — восторженно шепчет Амурчик.

Они сидят обнявшись на палубе. Луна смотрит на них и улыбается.

— Пойдем в столовую, мне что-то холодно, — говорит Верочка, — кстати, там папа.

— Я не пойду, Верочка, я его подвел, он меня застрелит.

— Да ведь ты генерал!

— Ах, да, да, я и забыл… Прости… Ну, пойдем.

Они входят в столовую. Электричество, блеск, позолота, цветы в вазах, картины, роскошные ковры. Полковник сидит в углу, в парадном мундире с орденами.

— Полковник! — с достоинством произносит Амурчик. — Я прошу руки вашей дочери.

— А, — говорит фон Шталь, — руки моей дочери? Нет, моя дочь не может быть мадам Амурчик, баронесса фон Шталь не может быть просто Амурчик.

— Да ведь он не просто Амурчик, — обиженно произносит Верочка, — он генерал, папа!

— Кто? Он? Он? Ха-ха-ха! Какой он генерал! Он белый слон.

— Скажи, что Ижица! — громко говорит Верочка.

— С какой стати, — строго замечает Амурчик, — я вовсе не Ижица, зачем лгать? Я генерал Амурчик.

— Скажи, что Ижица, болван! — уже кричит Верочка.

Амурчик потягивается и открывает глаза. Ах, что это?