Тэффи «На своих гвоздях»
Каждая птица вьет себе гнездо.
Для гнезда птица собирает прутики, чего-то там покрутит, поплюет, как полагается, и готово.
Человек сам гнезда вить не умеет. Человек зовет архитектора. Архитектор покружит, поплюет и ничего не готово. Человек должен потом сам соображать и мучиться, и прибивать, и обивать, и налаживать.
Архитектора дают человеку много забот и горя.
В Париже архитектора помешаны на дверях. Чуть где кусочек стены больше метра, тотчас парижский архитектор прорезывает двери. Нам приходилось встречать квартиры, где из одной комнаты в другую пробиты в стене две двери рядом, с простенком один шаг шириной. Случалось видеть и три двери рядом, выходящие в тот же коридор.
Чем оправдать подобные выходки, эту двереманию?
Ему, архитектору, ничего не угрожает. И, конечно, зачем ему сдерживать свои страсти?
И вот, несчастный квартиронаниматель остается при трех дверях в безвыходном положении (это каламбур самой судьбы). Что с ними делать. Завесить? Заделать? Замазать?
Впрочем, наш рассказ прямого отношения к этому безвыходному положению не имеет и затронули мы его в силу ассоциации, потому что тема нашего рассказа — некая новая квартира, нуждающаяся в ремонте.
Итак:
Переехала дама на новую квартиру, решила кое что подправить и понадобился ей для этого дела маляр.
Так как дама была русская, то, натурально, и маляра надумала позвать русского.
Оказалось, что таких сколько угодно. Кто-то живо дал адрес, кто-то написал, кто-то куда-то сбегал, и, словом, долго ли коротко ли, а недели через две маляр явился.
Был это человек средних лет, рыжий, бледный, с жиденькой бороденкой. Облик был у него такой, как будто кто-то тащит его за бороденку вниз. Кожа под глазами оттянута, вое лицо опущено, лоб выпячен. Выражение лица получается, будто он бодает. Когда говорит, брови шевелятся трагически и мудро. Он дурак.
— Вот, голубчик, — сказала дама, — я бы хотела, чтобы вы выбелили в этих двух комнатках потолки. Можно?
Он саркастически улыбнулся.
— Отчего же нельзя? Конечно, можно. Кто же может запретить потолки белить? Только стоит ли. Они все равно потом запачкаются.
— Так ведь не сразу же запачкаются, — возразила дама.
— А вам уж непременно сразу! — Сразу не запачкаются. Потом запачкаются. Так стоит ли того?
— «На время не стоит труда», — мелькнуло у дамы в голове, — «А вечно… невозможно». Какой, однако, байронизм!
— А сколько вы возьмете, чтобы выбелить эти два потолка?
Маляр тяжело вздохнул, задрал бороденку кверху, крякнул и сказал:
— Да что взять-то? Это вам должно обойтись франков в восемьсот. То-то и оно.
Сказал и отвел глаза в сторону, точно застыдился.
— Да что вы, голубчик! — ахнула дама. — Почему же так дорого?
— Это не дорого, — внушительно отвечал маляр. — Это очень даже дешево. Тут одних белил пойдет франков… франков на шесть. То-то и оно.
— Ничего не понимаю, — растерялась дама. — Белила стоят шесть. Значит, вы за одну работу берете семьсот девяносто четыре франка! Сколько же времени вы рассчитываете работать?
— А это уж мы рассчитать не можем. Тут дня три провозиться надо.
— А сколько же вы берете за час?
— Пять франков. Конечно, другие берут четыре, но я, как работаю на своих гвоздях, так и беру пять.
— Да какие же вам понадобятся гвозди, чтобы потолок белить?
Он иронически улыбнулся.
— Конечно, для побелки гвоздей не нужно. Но так как мы и столяры, и обойщики, так значит на круг и работаем на своих гвоздях.
— Ничего не понимаю, но, да ладно. Значит, вы берете пять франков в час. Сколько часов в день вы работаете?
— Часов восемь работаем. И все на своих гвоздях.
— Ладно. Значит, сорок франков в день. За три дня, значит, сто двадцать. А вы говорите восемьсот!
— А белила? Белила вы уж нипочем не считаете?
— Так вы сами сказали, что белил пойдет на шесть франков.
— Да и того не будет. На четыре.
— Ну, так тем более.
— Так ведь то по часам, это совсем другой расчет. А вы не по часам нанимаете, а хотите, чтобы сделано, да еще на своих гвоздях.
— Опять вы с вашими гвоздями!
— Так мы же обойщики. Как же мы можем без гвоздей? Без гвоздей ничего не обобьешь. Сами бы попробовали. Это дело понимать надо.
— И потом, почему вы берете по франку в час на гвозди? Неужели так много надо гвоздей?
— Тут опять-таки другой расчет, к вашей же выгоде. Какая же это работа будет, если я за каждым гвоздем должен буду бегать? Это уже не работа. Это вы мне сами скажете, — я, мол, плачу, а от вас только пятки видно. Как, мол, ни хватишься, а все выходит, что вы за гвоздем побежали. А того рассудить, конечно, не сможете, что иной раз и лавочки по близости нету, и изволь за каждым гвоздем через реку переть на ту сторону. Небось, тоже вам не пондравится.
— Боже мой, как все это нудно. Да купите сразу пачку гвоздей, каких нужно, да и ладно. И толковать больше нечего.
— Пачку-у? Ладно. Я куплю пачку, а у меня уйдет пол пачки, а то и одна треть. Это вам небось тоже не понравится.
— Так ведь мне не на семьсот франков убытку будет, от этой пачки гвоздей.
— На семьсот франков?
Он даже отвернулся от отвращенья к человеческой тупости.
— На семьсот франков ей гвоздей покупай!
Дама обиделась:
— С вами совершенно нельзя разговаривать.
Он покрутил бороденку и сказал:
— Только все эти обои ободрать придется.
— Да что вы. Дорогие новые обои. Зачем их обдирать?
— А как же я белить буду. Я все как есть кругом перегажу.
— А как же мне на старой квартире француз белил. Закрыл стены бумагой и ровно ничего не запачкал.
Он оскорбительно усмехнулся.
— Францу-уз? Так француз и есть француз. Француз разве что-нибудь понимает Идите к французу так он вам в один день все побелит, да еще в ножки поклонится.
— Ничего не понимаю! — раздраженно сказала дама. — Значит вы сами признаете, что француз работает скорее и берет дешевле.
— А вот пойдите и попробуйте. Я ничего не говорю. Может он и совсем задаром все сделает. Разве я что говорю? Я только говорю — пойдите и попробуйте, а потом и будем разговаривать.
— Господи! — застонала дама. — У меня прямо начинается сердцебиение! Что вы там такое городите. Мне нужно побелить потолки. Вы заламываете ни с чем несообразную цену и при этом говорите, что француз сделает скорее и дешевле. Я спрашиваю объяснения, а вы говорите, какие-то загадочные вещи. Что же французы не умеют как следует белить, что ли?
— А я, госпожа, за них не ответчик, — с достоинством произнес маляр, приподнял брови и отвернулся.
Дама промолчала, сознавая свое бессилие и, чтобы взять себя в руки, переменила разговор.
— Вот здесь у меня занавеска в двух кусках. Я хочу ее повесить вот в эту арку, чтобы можно было задергивать по желанию.
Маляр разглядел занавеску.
— В сборку, значит? — деловито спросил он.
— Ну да, вы же видите.
— А я вам посоветую одну половину совсем спрятать, а повесить только половину. Натянуть, значит, вгладь.
— Так ведь это же будет страшно безобразно.
— Да уж конечно. Уж какая же тут красота. Натянуть вгладь, ровно барабан.
— Так у меня же два куска, специально сделанные для этой арки. Зачем же я буду вешать один.
— А другой припрячьте. На что-нибудь пригодится.
— Совершенно отказываюсь вас понимать! — чуть не плача говорила дама. — Я затратилась, купила красивую материю, сделала раздвижную, изящную драпировку в сборку, а вы мне советуете натянуть половину, изуродовать комнату, а другую половину для чего-то припрятать.
Он пожал плечами.
— Извините, госпожа, я имел в виду ваши интересы. Что же так то ухлопать все. А тут кусочек припрятали, он всегда может пригодиться, на какие-нибудь поделочки, либо на тряпочки. Тем более, материя солидная, новая, прочная. Дорогая материя. Такую дешево не купишь.
— Ну, довольно, ради Бога!
— Мое дело сторона. Я, конечно, должен посоветовать, как обойщик.
— Мне еще стулья надо перебить. Такой же материей, как занавеска. Видите — у них обивка совсем не подходящая, да и надоела.
— Гмм… Перебить то конечно можно, отчего не перебить. А как вам не пондравится, тогда что?
— Почему же не понравится. Я же вам говорю, что старая обивка не подходит и надоела. Понимаете? Старая мне не нравится. Мне нравится новая. Поняли?
— Я отлично все понимаю. А только как вам потом не пондравится, тогда что мы заведем?
— Боже мой! —взвизгнула дама. — Я у вас спрашиваю — можете вы обить эти стулья и больше ничего. Впрочем, лучше вы сейчас уйдите, а я потом вам напишу. Потом напишу и назначу, когда прийти.
— Стало быть так. На своих гвоздях. Потому что для вас же, госпожа, это выгоднее. А то пошел человек за гвоздем, да и пропал на четыре часа, а вы плати.
— Да довольно уж, довольно, довольно!
— И вот еще, к слову сказать. Не известно ли вам, как римский папа, признает ли он нетленные мощи или нет?
— Что-о? — даже испугалась дама. — Папа? Мощи? При чем здесь.
— Это я так просто потому, что к слову пришлось. Я вообще этими вопросами занимаюсь. Я уже, между прочим, спрашивал у одного тут человека. Так он мне просто в ухо дал. Напившись был. Я не обижаюсь. Так, значит, адресок мой у вас есть? А то мы скоро переедем к самому метро. К Северу Длякур.
Счастливо.
Из книги «Зигзаг». Париж, 1939.
Карл Ларссон «Мои друзья, плотник и маляр». 1909.