Игнатий Потапенко «Милая Муся»

I.

Приехала из деревни Муся…

Но еще дня за три перед этим Катерина Сергеевна получила от нее письмо, которое начиналось так: «Ради Бога, сейчас же сожги это письмо»…

Имело такой вид, будто письмо написано единственно для того, чтобы Катерине Сергеевне было чем растопить камин. Но она предварительно прочитала его.

В письме, однако, не оказалось ни одного слова, из-за которого его следовало бы сжечь. «Выезжаю в понедельник одна. Вася же приедет недели через две. Его задерживают какие-то дела. Остановлюсь, конечно, у тебя. Но, пожалуйста, не делай никаких приготовлений. Буду спать на диване. Из Москвы пошлю телеграмму, но встречать меня не нужно. Передай мой привет Андрею Михайловичу.

P. S. Извини, что пишу на клочке и неразборчиво. Приказчик едет на станцию, тороплюсь отослать».

Вот все. И при этом — «ради Бога, сейчас же сожги это письмо». Почему? Никто не понял бы, а Катерина Сергеевна поняла, потому что она знала Мусину голову и Мусино сердце.

Когда Муся писала это письмо, у нее были преступные мысли. Слова-то самые простые, о, она, ведь, — сама осторожность. Но ей казалось, что они окрашиваются в преступный цвет ее мыслей.

И Катерина Сергеевна прочитала письмо не так, как оно было написано, а так, как Муся думала, когда писала его:

«Мне удалось-таки вырваться на две недели раньше мужа. О, какое блаженство. Я устроила так, что ему предстоит еще две недели сидеть из-за дел. Пожалуйста, не хлопочи об устройстве для меня комнаты, потому что я, может быть, буду только считаться у тебя, а жить… в другом месте… Телеграмму пришлю для порядка, но встречать не беспокойся, так как встретит меня кой-кто другой.

P. S. Пишу на клочке, в кухне, карандашом и все время оглядываюсь, не вошел бы Вася».

Катерина Сергеевна показала письмо мужу, а потом все-таки сожгла его, просто, чтобы исполнить просьбу сестры.

И вот Муся приехала. Явилась, конечно, гораздо позже, чем следовало по расписанию поездов. Поезд пришел в девять, а она приехала в одиннадцать и, так как предполагалось, что Андрей Михайлович, муж Катерины Сергеевны, тайны ее не знает, то она начала врать ему невообразимый вещи.

Поезд где-то на пути сошел с рельсов, ей чуть не оторвало ногу… Ну, вот и опоздала.

Квартира наполнилась шумом, — правда, милым, приятным шумом, потому что Муся была симпатична и мила. Она пила кофе с усилием, потому что давно сделала это уже в другом месте, а теперь пила для Андрее Михайловича и рассказывала о деревенских делах, о муже, о своей пятилетней девочке, об урожае и обо всем, что приходило ей в голову.

Потом, когда Андрей Михайлович ушел на службу, начались конфиденциальные сообщения. И Катерина Сергеевна узнала от нее то, в чем никогда не сомневалась.

Две недели свободы. Да, у нее всего только две недели, пока приедет Вася, и эти четырнадцать дней должны быть покрыты непроницаемой тайной.

— Ради Бога, ради Бога, милая Катя, помоги мне. Понимаешь, Зимогоров свободен на десять дней — я это знала, потому и устроила этот приезд и Васю убедила, что нам необходимо быть здесь, Ну, так вот. Мы можем, например, поехать на Иматру и там провести эти десять дней. Но как это сделать? Как мотивировать?

Катерина Сергеевна думала. У нее была изобретательная голова. Конечно, может быть, ей следовало бы отказаться от участия в этой интриге против Василия Петровича, к которому она относилась с уважением. Но дело в том, что Муся все равно это сделает, только глупо, нерасчетливо. Сошьет белыми нитками, и потом ей же, Катерине Сергеевне, придется выпутываться.

Она и придумала. У Муси образовалась какая-нибудь болезнь. Ну… нарыв где-нибудь. Нужно полежать в больнице неделю. Так и будет всем сказано, притом с просьбой не беспокоить ее.

Муся уедет с Зимогоровым на Иматру, а потом вернется и «выйдет из больницы». Андрей, конечно, будет знать все, но делать вид, что ничего не знает.

Зимогоров… А кто же это такой? Он — значительный чиновник и премилый человек. Старый знакомый их семьи.

Давно ухаживал за Мусей, думали даже, что женится, а она влюбилась в Василия Петровича и вышла за него.

Муся уехала в деревню, там проскучала три года и это у нее все прошло. Ну, вот и завязалась история с Зимогоровым.

Тайная переписка, свидания в Кисловодске, куда она ездила летом, беспричинные, но ловко обставленные, приезды в Петербург.

Вдруг оказалась безумная любовь. Почему? Никак нельзя было понять. Зимогоров остался таким, как был, даже ухудшился — отяжелел, лысинка на голове обозначилась, а Муся вдруг сделала его своим героем.

Он, разумеется, счастлив, но он порядочный человек и его это тяготит. Тайный роман — не в его вкусе, он предпочел бы, чтобы Муся была его женой.

Кроме того, Василий Петрович — его приятель и ему тяжело обманывать его.

А вот обманывает. И Катерина Сергеевна, по натуре честная и корректная, за свой счет никогда не лгавшая, обманывает. И Андрей Михайлович, ее муж, тоже в высшей степени прямой человек, косвенным образом принимает участие в обмане. Целая цепь лжи из-за Муси.

И на другой день после приезда в Петербург Муся «легла в больницу», где, в какой именно, это не говорилось. Муся не хочет, чтобы это знали знакомые. Все так любят ее и сейчас же начнут ходить, носить конфекты и цветы, а она женщина со всеми женскими слабостями и она не хочет, чтобы ее видели в больничном платье и в больничной обстановке.

Это так некрасиво и так печально.

II.

Катерина Сергеевна получила от нее с Иматры три письма и все они начинались словами:

«Ради Бога, милая Катя, сейчас же сожги это письмо и конверт. Не забудь: и конверт».

Потом шло: «Ах, как здесь хорошо, как я счастлива…». Но и только об этом, — остальное было посвящено портнихе и шляпнице, которые должны были приготовить к ее «выходу из больницы» то-то и то-то, — описывалось самым подробным образом.

Через неделю была получена телеграмма из деревни от Василия Петровича — он назначал свой приезд через пять дней.

Полетела телеграмма на Иматру и вот Муся уже «вышла из больницы».

В изящном домашнем платье она сидит на диване и принимает знакомых. Все выражают ей сочувствие и радость по случаю благополучного выздоровления.

О своей болезни она говорит очень неопределенно, что-то такое в суставе коленки, думали, что потребуется операция, но обошлось.

А больница? Ах, где-то там, далеко… В конце Васильевского острова… Боже, неужели можно помнить улицы и названия? Ах, это все так печально. Давайте говорить о веселом…

В оперу? Есть ложа? Отлично! Она с наслаждением поедет в оперу.

И так все вышло гладко и хорошо, все поверили. Пришел и Зимогоров. Лицо у него было чуточку утомленное, должно быть от счастья на Иматре. Она и ему рассказала о болезни, и он тоже выражал сочувствие.

А в назначенный день Муся проснулась рано, оделась быстро и поехала на вокзал встречать Васю. Сколько непритворной радости было у нее в лице, когда приехал муж! У родственников им было тесно и неудобно и они переехали в гостиницу.

С этого времени жизнь Муси усложнилась невероятным образом. Она вращалась между мужем и Зимогоровым. И ведь ей приходилось обоим лгать.

Василий Петрович, впрочем, доставлял ей немного хлопот. Он почему-то, безусловно верил ей и, даже когда улики были налицо, ничего не замечал.

Но Зимогоров ревновал ее ужасно. В гостинице у них была общая спальня с двумя кроватями и маленькая гостиная. Муся уверяла Зимогорова, что с мужем у нее дружеские отношения и что он будто бы даже спит в гостиной на диване.

Но Зимогоров не верил и мучился и делал ей сцены. И она вертелась так, как будто поджаривали ее на сковородке.

Разумеется, Катерина Сергеевна была посвящена во все и ей постоянно приходилось изобретать для нее выходы, выдумывать дела, будто бы сидеть с нею по четыре часа у портнихи, тогда как в это время Муся была у Зимогорова.

Ах, как было неприятно потом встречаться с Василием Петровичем. Катерина Сергеевна чувствовала себя так, как будто не Муся, а она сама изменяла, и не Василию Петровичу, конечно, а своему мужу.

Но Муся зарвалась и в конце концов вышла ужасная история. Это было недели через три после приезда Василия Петровича.

Дней через пять они собирались уезжать домой и если бы не эта случайность — да, простая случайность, они мирно уехали бы и жизнь текла бы по своему прежнему руслу.

А тут вдруг все перевернулось вверх дном, так что и изобретательность Катерины Сергеевны ничего не могла помочь.

Было заказано платье для деревни и портниха шила его. В четыре часа была назначена примерка и, конечно, генеральная. Само собою разумеется, и то, что Василий Петрович не знал адреса портнихи. Там, где-то, на Песках, вот и все.

И как раз в это время Василий Петрович получил письмо из деревни от земского врача, который напоминал ему о каком-то деле, касавшемся земской больницы. Василий Петрович взялся что-то выхлопотать и именно через Зимогорова, который служил в подходящем ведомстве, — и забыл об этом.

Вот он и захотел воспользоваться свободным временем и поехал к Зимогорову.

Тут все сложилось роковым образом. Люди не всегда ведь бывают осторожны. Впопыхах они иногда забывают какую-нибудь мелочь, которая оказывается важной.

Зимогоров жил один на холостом положении, занимал маленькую, изящно обставленную квартирку. Служил ему лакей.

Вот он-то и вышел зачем-то на минуту и, чтобы потом не звонить, оставил дверь полуотворенной.

И Василий Петрович вошёл в переднюю без звонка, а тут в передней все было приготовлено для драмы : пара дамских высоких серых ботиков на козьем меху и плюшевая шубейка с меховым воротником.

Конечно, бывают совпадения, но Василий Петрович слишком хорошо знал эти вещи. Сколько раз он надевал эти ботики на маленькие ножки своей жены, сколько раз застегивал пуговицы плюшевой шубейке, да, да, вот эти самые темно перламутровые пуговицы.

В первую минуту он не знал, что подумать, а потом вдруг почему-то ему стало совершенно ясно, что нужно думать.

Портнихи, примерки, непоколебимая верность Муси и его собственная вера в эту верность — все полетело к черту, а вместе с этим туда же отправились и его осторожность, сдержанность и благоразумие. Он начал вести себя совершенно неподобающим образом.

Вошел в гостиную и стал стучаться в дверь, которая вела в кабинет и в спальню Зимогорова. Почему? Да просто так. Ему казалось, что в его положении это будет очень умно.

С некоторым промедлением, осторожно приотворилась дверь и выглянул Зимогоров — нужно и это сказать, без пиджака, только в жилете.

Конечно, если бы это можно было предусмотреть, Зимогоров приготовился бы и как-нибудь вывернулся, Но он растерялся и не нашел ничего лучшего, как сказать:

— Да, это так. Я беру на себя всю ответственность.

Велико было отчаяние Муси. Она что-то врала и, ей казалось, правдоподобно, но Василий Петрович уже не верил ни одному ее слову.

Чрезвычайно быстро разыгралась история. Он оказался таким же непоколебимым в неверии, каким был в своей вере. Оба были люди культурные и объяснились по джентльменски.

Был решен развод. Василий Петрович взял на себя вину и даже, на известных условиях, согласился отдать Мусе девочку.

Денег не пожалели и в какие-нибудь два месяца все было устроено, Муся превратилась к мадам Зимогорову и поселилась в Петербурге, а Василий Петрович уехал в деревню.