Евгений Чириков «Чертова жалость»

Закрутил, задымил буран в снежном поле и занес мягкими сугробами все пути-дороги. Не видать света Божьего в крутящемся вихре снега; и сверху и снизу летят снежные хлопья; нет тебе ни неба, ни земли, нет живой души и жилья человеческого. А дело клонилось к вечеру. Шел в это время из деревни в город мужик Спирька — три елки нес продавать барским детям на утешение и потеху, а себе с семейством на пропитание. Голодуха по земле ходила, в деревне вместо хлеба мякину ели, а у Спирьки и мякины не было. Вот он и придумал барских детей потешить: срубил в казенном лесу три елки и потащил в город. В лесу грош цена ей, елке, а в городе на базаре за нее три целковых дадут… Торопится Спирька и думает: «Может, красненькую заработаю, — пуда три муки куплю, чаю да сахару, да ребятишкам баранок, да себе махорки, да бабе… Не знаю, чего бабе купить?» А того и не замечает Спирька, что давно идет без пути, без дороги… Идет час, идет другой. Пора бы огням загореться: город далеко видать, и огней нет, как нет. Что за оказия?.. Остановился Спирька, вокруг огляделся, — ни зги не видать.

— Ах, ты… — проворчал мужичонка и начал скверными словами ругаться, плюнул и черта помянул. И только это помянул он черта, как видит, кто-то в снегу кувыркается, черненький, мохнатый, на какого-то зверька похожий: заяц не заяц, собака не собака, лиса не лиса…

— Кыш, окаянный! — закричал Спирька и захлопал рукавицами.

Перестал кувыркаться, сел на сугробине и дожидается. Подошел Спирька поближе, да так и замер от страха: черт оказался!.. Сидит на сугробе, ноги калачиком, лапой за ухом чешет, а другой подманивает.

— С нами крестная сила! — прошептал Спирька и сотворил молитву.

— Не бойся, мужичок, я тебе ничего не сделаю!.. — скрипит чертов сын.

— Кто ты такой?.. По видимости ты Нечистая сила!.. — говорит Спирька.

— Действительно, мужичок, между нами говоря, я — черт…

— А в таком случае и поди к черту, так как я с рождения крещеный и с вашим братом путаться не хочу…

Сказал это Спирька и опять крестом себя оградил. Пошел он дальше, а черт идет позади и говорит:

— Мы попутчики… Мне тоже в город… Вдвоем все веселее…

— Дорога никому не заказана… Иди, только, брат, не рассчитывай, что я тебе свою душу продам.

Черт пошел рядом, и стали они помаленьку от скуки разговаривать.

— Холодно вот… Тебе в шубе хорошо, а вот мне-то в зипуне дырявом…

— Хвост мерзнет! — пожаловался черт, а Спирька посмеялся:

— Скажи, братец, на кой ляд вам эти хвосты подвешены?.. Тоже и рога.

— Такое положение! Мы тоже народ подневольный…

— Ежели вам хвосты обрубить, рога обломать, шерсть остричь, так, пожалуй, и за человека сойдете… Смотри, миленок, не сбились ли мы с пути-дороги? Давно бы огням надо быть, и их неприметно…

И стал Спирька жаловаться на свое житье-бытье, рассказывать про голодуху, про земского начальника, про голодных ребятишек, про хворую бабу…

— Вся надежда на эти три елки… Продам завтра на базаре, хлеба куплю. — И так он своим горем черта разжалобил, что стыдно ему стало над голодным мужиком куражиться.

— Вот что, мужичок! Мог бы я тебя в соблазн ввести, вором сделать, в тюрьму посадить, заставить тебя кровь человеческую пролить, да жалко, а притом и в аду вас, мужиков, не больно ценят. Одна вам цена, как на сем, так и на этом свету…

— Известно! Правильно! Какая в нас корысть?.. Ты сперва меня богатым сделай, темноту мою просвети, а потом уж и… спрашивай!

— Так вот, прямо скажу тебе, что ты сбился с дороги и вместо города обратно в свою деревню идешь…

— Ах, ты, в рот те пирога с горохом! — обругался Спирька. — Что же ты, такой-сякой, со мной сделал?.. Совесть-то где у тебя!

— Постой, не ругайся… Грех ведь такими словами….

— Ах, ты…

Спирька не мог остановиться. Понимал, что черт верно про грех говорит, но пока не обругал черта всеми скверными словами, какие только знал, не остановился.

— С тобой, чертов сын, и про Бога забудешь… Что я теперь буду делать?

И Спирька метнулся в другую сторону.

— Погоди!..

— А, ну тебя к…

Еще раз ругнул Спирька черта и пошел своей дорогой. А черт догнал его и говорит:

— Хочешь, мигом в город доставлю? Садись на спину!

Спирька приостановился, поглядел на черта и говорит:

— Да ты что, в уме ли? Чтобы я, православный, верхом на нечистой силе? Да я лучше в поле замерзну, чем так срамиться…

— Я понимаю, очень даже понимаю, что тебе на черте зазорно. Однако, погоди ругаться: поедешь не верхом на черте, а на паре с колокольчиками, не хуже земского начальника…

— Ну! А, в рот те малины!.. Нешто можешь на паре?..

— На то я и черт. Согласен?..

Спирька почесал в затылке. Никогда он не ездил на паре с колокольчиками.

— Так-то так, отчего бы не поехать, а только как же оно выйдет? Хорошо ли будет: сам в дырявом зипуне, в лаптях, а на паре с колокольчиками?

— Да уж коли нетрудно мне пару лошадей дать, так приодеть-то тебя и подавно. Кем хочешь ехать: купцом, барином или каким начальством?

Даже остановился мужичонко, так поразила его возможность хоть на один часок сделаться таким высоким человеком.

— Купцом можно бы… Почему не сделаться купцом?.. Ну, тоже и барином не вредно… Говоришь, — и земским можно?

— Можно.

— Гм!.. Что-нибудь ты хитришь… Без пользы не будешь с мужиком такую забаву проделывать… Не иначе, как в ад меня доставить хочешь.

— А ты не сомневайся!..

А ветер выл и пурга все усиливалась. Совсем стемнело. Спирька продрог, борода смерзлась с усами и говорить даже трудно было.

— Пес с тобой! Подавай лошадей, — купцом поеду…

Перекувырнулся черт трижды и превратился в ямщика в овчинном тулупе, с кнутом и рукавицами за поясом, а в снежном тумане колокольчики зазвенели.

— Тпру! — крикнул ямщик и под самым носом у Спирьки теплый возок вырос.

— Садитесь, купец! — сказал ямщик.

Спирька хотел зипун оправить, глядь, а на нем шуба енотовая, а на ногах, вместо лаптей, сапоги валеные с галошами на меху…

— Ах, в рот те!.. — произнес Спирька и полез в возок.

Едет Спирька в возке, в енотовую шубу запахнулся, ноги в медвежий полог зарыл, под спиной — подушка мягкая, на голове — шапка бобровая.

— Гони! Гони!..

Мчатся кони в снежном буране, плывет возок, покачиваясь с боку на бок, а мужик улыбается и думает:

— Вот они, лошадки-то!.. Надо быть, один овес жрут… Хорошо!.. Покурить, что ли?..

Полез в карман за махоркой, а в кармане — портсигар серебряный. Вынул папиросу, вставил в рот и дымит. И все больше в нем гордости рождается. Я ли, не я ли, купец, Спиридон Тимофеевич Трофимов. Эх, как хорошо! Всю жизнь ехал бы на паре с колокольчиками, да на ямщика покрикивал. Долго ли он ехал, неизвестно, только когда очнулся от сладкой дорожной дремы, — возок стоял, тихо колокольчики с бубенчиками позванивали, а впереди тысячи огней горели и шум, как в лесу при ветре, гудел. Город!..

— Ты что встал?

— Колокольчики надо подвязать. Не велят в городе с колокольчиками.

— Какой же ты черт, если начальства боишься!

— Для тебя делаю. Мне ничего не будет: перевернусь вороной и улечу, а ты в часть попадешь… Коли не боишься, поедем с колокольчиками.

— Нет, братец, лучше подвяжи!..

— Вот то-то и оно!.. Куда въехать: в гостиницу, в номера, в рестарацию?

— На постоялый, что ли… Только денег-то у меня…

— Не жмись: в бумажнике тысяча лежит.

Пощупал мужик карман, действительно, бумажник. Вынул, поглядел: битком набит сотенными билетами.

— Действительно!.. Деньги есть…

— Как же у купца деньгам не быть!

Подъехали к рестарации, выскочили на крыльцо два молодца, чтобы господина приезжего принять. Вылез купец из возка, его под ручки по лестницам повели в горницу, а ямщик за ним три толстых чемодана понес.

— Пожалуйте, господин купец!

Растворили номер, — ковры, зеркала, картиночки на стенах развешаны, диваны, стулья мягкие и свету, как летом от солнышка… Молодцы ушли, а ямщик в передней дожидается.

— На чаек бы с вашей милости!..

— Можно…

Купец порылся в бумажнике и подает красненькую:

— Иди теперь!..

Махнул рукой, а тот не уходит, на месте топчется.

— Что же? Али мало?..

— Теперь я свое дело сделал — до города тебя доставил…

Перекувырнулся ямщик на полу и обратился в черта, а купец снова голодным мужиком сделался. Смотрит Спирька на черта, а себя не видит, что снова в лаптях и драном зипуне стоит, испугался и говорит:

— А ты ямщиком вышел бы, а в поле уж обернулся!.. Мне неприятности не вышло бы, как увидят, что меня черт привез…

— А ты поглядись в зеркало! — сказал черт и хихикает, вертя хвостом.

Поглядел Спирька в зеркало и горько заплакал. Схватился за карман, а там никакого бумажника, одна дыра… Упал он перед чертом на колени и стал просить:

— Чертушка! Батюшка!.. Не губи, родимый!.. Обрати в купца и не переделывай!..

Посмотрел на него черт, почесал за ухом и говорит:

— Почему же?.. Только за эту услугу ты мне свою совесть отдай.

— Милый! Да какая корысть тебе в моей совести? Голодная у меня совесть! Сам понимаешь, что бедному человеку трудно с ней, с совестью-то… Малая у меня совесть, заморенная…

— А уж это не твое дело.

— Ну, а как же я сам-то?.. Поди тоже и купцу нельзя без совести-то.

— Я тебе дам другую, купецкую…

Хитрый был мужичонко Спирька, норовил самого черта надуть:

— А какая придача будет? Обидно оно так на так меняться…

— Хорошо. Куда ни шло, дам тебе в придачу рупь неразменный…

— Вот это так!.. Спасибо!

— Садись на кровать: я мужицкую совесть из тебя выну…

Сел Спирька на мягкую постель, а черт верхом на него, засунул лапу в рот и полез под самое сердце…

— Ой, батюшки!.. Больно!.. Оставь!.. Ой, помру!..

— Вон она как крепко сидит… Потерпи маленько!..

Уперся черт в брюхо коленом и, покряхтев, вытянул совесть вместе с кровью.

— Вот и все!.. Плюнь теперь… Встань и плюнь в передний угол.

Встал мужик с постели и плюнул в передний угол. И так ему вдруг легко и свободно стало, словно больной зуб доктор вытянул…

— Не больно?..

— Нисколько!

— Перекувырнись теперь!

Спирька перекувырнулся и снова в купца обратился, пощупал карман, — оттопыривается.

— Теперь прощай!..

— Постой, постой!.. А мне-то, совесть-то купецкую!..

— Да надо ли?..

— Нехорошо… Дай уж!..

Черт вытянул из хвоста складной аршин, положил его купцу в боковой карман и говорит:

— Вот тебе совесть купецкая!..

Сказал, захохотал, хвостом поиграл, свистнул и пропал…

С этой поры Спирька и купцом сделался, Спиридоном Тимофеевичем Трофимовым. Теперь у него на селе хороший дом в два этажа; в верхнем сам живет, а в нижнем — магазин держит. Богатый, подлец: барскую усадьбу снял, трактирное заведение открыл, с машиной, с живой фотографией. Всех мужиков в кулаке держит, с земским дружит, со становым покумился, да и скуп же, старый черт: подойдет под окошко либо к магазину голодный мужичок или баба, а он им:

— Бог подаст!

А по селу тайная молва идет.

Каждый год в полночь на новый год к купецкому крыльцу пара вороных с колокольчиками и бубенчиками подкатывает, выходит с крыльца Спиридон Тимофеевич в енотовой шубе и бобровой шапке, садится в возок и уезжает… Конечно, все бы это ничего было, — почему купцу на паре с колокольчиками не прокатиться? А только дело в том, что…

Давай-ка поближе ухо:

— Сказывают, что на козлах-то у пары заместо ямщика черта видели…

Вот она, чертова-то жалость… Не дай Бог, чтобы человека крещеного черт пожалел!..

1912 г.